Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

Мотор взяли сразу. Ушлые таксисты знали об этом ресторане и перед закрытием крутились рядом. Втиснулись в машину впятером. Димка жил в новом районе, почти на окраине. Ехали долго. По пути выдули еще бутылку. Половину скормили Роману, мол, в ресторане сачковал, теперь отдувайся. Димка, как самый толстый, сидел впереди, возле таксиста, а они вчетвером сзади. Девушки посреди. Борис рядом с Риммой, а Роман с Ларисой. Тесно, поневоле прижимались друг к другу. Чтоб удобнее было, Роман руку закинул на сиденье, и маленькая Лариса оказалась у него под мышкой. Пышные завитые волосы ее щекотали щеку, тонко пахли духами. Она оказалась вертлявой, разговорчивой, то к Римме поворачивалась, то поднимала лицо к Роману. Щекотала беспрерывно ему щеку волосами. К концу пути у Палубина поплыло перед глазами от хмеля, от нежности к Ларисе. Руку свою он опустил с сиденья на плечо девушки и прижимал ее к себе все крепче и крепче. А когда Борис с Риммой вдруг начали целоваться, и Лариса, смеясь, подняла лицо к Роману, указывая ему на них, он не удержался, клюнул ее в губы. Она обвила его рукой за шею, и Палубин задохнулся от ее мягких влажных губ. Так бы и лететь неведомо куда, покачиваясь в машине, в мягкой прелестной тесноте. Роман не выпускал Ларису из объятий, жадно и нежно рассматривал в полумраке, целовал щеки, носик, глаза, блестевшие в свете мелькающих мимо огней. И она обнимала его, мягкая, покорная, милая, подставляя под поцелуи щеки, носик, глаза. Как же он не разглядел ее в ресторане? Думал, Димкина девушка, а она его, его. Уф, недаром говорят, что сгорают от счастья, нежности!

— Э-э, голубки! Прикатили, кончай секс! — донесся Димкин голос.

Роман очнулся, оторвался от Ларисы. Машина стояла. Борис с Риммой и Димкой смотрели на них, хохотали. Роман полез за деньгами в боковой карман и почувствовал, как под рукой бешено колотится сердце.

В комнате он оказался рядом с Ларисой на диване.

Всем почему-то хотелось хохотать беспрерывно, и они смеялись, показывали друг на друга, восклицали:

— Ты глянь!.. А он!.. А ты, ты!.. Ой!

Роман и Лариса раскачивались на диване, хохоча, толкались, падали друг к другу на колени, потом как-то неожиданно они сплелись руками, не оторвать, и кружится комната от ее сладких губ. А кто-то кричит, хохочет:

— Э-э! Голубки, не смущайте народ!

— Оттащите их в спальню! А то они прям тут — ха-ха-ха!

Кто-то сорвал их с дивана и стал выталкивать из комнаты. Идти, обнявшись, неудобно. Ноги заплетались, но чьи-то руки не давали им упасть. Потом их швырнуло куда-то. Они ухнули на мягкую кровать, сплелись еще крепче.

Очнулся Роман оттого, что кто-то дергал его за плечо, говоря:

— Проснись, Ромашка! Ты что, ночевать здесь собрался?

Палубин открыл глаза, взглянул на Бориса, не понимая, где он находится. Перед глазами плыло, в голове гудело.

— Вставай… Уже три часа, — смеялся Борис. — Машина ждет.

Роман обвел бессмысленным взглядом совершенно ему незнакомую комнату, все еще не понимая, как он оказался здесь.

— Поднимайся! — потянул его за руку Борис.

Палубин сел и увидел рядом с собой спящую девушку и уставился на нее, вспоминая ресторан, такси.

— Пошли! Ею Димка займется…

Роман послушно поднялся и двинулся к двери, шлепая босыми ногами по паркетному полу. Борис смотрел ему вслед, зажав рот ладонью, чтобы не заржать.

— Римма, сюда! — раздался в коридоре крик Димки и вслед за ним хохот двух голосов.

И Борис заржал. Роман глядел на них, не понимая, чему смеются, потом опустил глаза и шмыгнул назад в спальню. Он был в свитере, но без брюк. Борис аж присел от хохота. Римма с Димкой закатывались в двери спальни. Лариса проснулась от шума и тоже захихикала, потом вытащила из-под себя плавки и кинула Роману, который пытался возле шкафа натянуть джинсы на голое тело.

В машине Роман сидел сонный, смотрел на освещенные, непривычно пустые улицы, терпеливо ждал, когда доедут. О том, что будет дома, не думал. Пусто было. Высадили Римму возле подъезда. Борис проводил ее, потом сел спереди и бодрым голосом сказал таксисту, чтобы он ехал на Курский вокзал. Там бросил Роману: пошли! — вылез и зашагал ко входу. Роман брел следом, удивлялся: и в ресторан Борис приехал тепленький, и за столом не отставал от других, а все равно бодрый, не раскис, как он. В камере хранения они взяли две большие сумки и картонную коробку.

Борис указал ему на сумки, а сам осторожно поднял коробку и пошел впереди. Сумки не тяжелые. «Куда же он теперь с ними? — думал Роман. — Так и к рассвету домой не попадешь!»