Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

Не думал я никогда, что могу быть таким грубым.

Шли мы с ней назад молча. Не знаю, что чувствовала она, а мне было мерзко, гадко, противно из-за моей грубости, а особенно из-за того, что она так легко отдалась. И грустно, грустно! В постели я молча плакал. Была страшная тоска оттого, что я не ошибся, все девки просто похотливые сучки! Я не хотел принимать жизнь такой!

Помню, потом я брал ее каждый день в самых невероятных местах, в самых невероятных позах. Если это было днем, ее испуганный шепот: нас увидят! нас увидят! только возбуждал меня сильнее, заставлял быть наглее, агрессивнее. Я не догадывался тогда, что в ее лице я старался унизить всех женщин за их, кажущуюся мне, похотливость. Так продолжалось две недели до того дня, пока я не уехал в Уварово в автошколу.

В пятницу вернулся в Масловку на выходные дни, и дома встретил меня брат Валера. Он наконец-то вернулся из армии. Мы долго обнимались, разглядывали друг друга, смеялись.

— Что-то ты усох, — говорил я шутливо. — Когда уезжал, был таким великаном!

— А ты наоборот вытянулся, раздался. Встретился бы где, не узнал, — отвечал он тем же. — Как же ты сумел за полгода отстреляться?

— Он шустрый у нас! — радовалась мать. — Пока ты служил он где только не побывал.

— Я сказал командиру, — смеялся я, — что ты за меня отбарабанил. Я — полгода, ты — три с половиной, как раз — четыре, по два на брата!

— Теперь имей в виду, ты мне полтора года должен…

Вечером мы пошли в клуб. Валера смотрел с интересом, как мы репетируем в школе, но принять участие в концерте отказался. Валентина Васильевна в тот вечер, помнится, была особенно весела. Ведь мы не виделись целую неделю. Помню, она раскраснелась вся, была мила, очаровательна, а я радовался, что будем возвращаться домой втроем, и из-за брата я могу отвертеться от свидания. Так я и сделал.

Она сникла, сгорбилась как-то, умолкла, когда мы с братом дружно пожелали ей спокойной ночи возле нашей калитки.

— Хорошая девчонка, эта Валюшка! — сказал Валера мне утром.

— Чего же в ней хорошего? — буркнул я, стараясь быть равнодушным. Слова брата мне не понравились.

— Ну, не скажи! На редкость хорошая…

Я пожал плечами, и больше о ней мы не разговаривали до вечера. Собравшись в клуб, Валера предложил мне зайти за Валентиной Васильевной. Рядом ведь живем. Я ни разу не был у нее.

Валентина Васильевна обрадовалась, засуетилась. Обрадовалась и тетя Шура, заговорила, поглядывая на меня укоризненно:

— Молодцы-то какие, что зашли… А то он-то, — взгляд на меня, — и ногу не кажет, как будто за тридевять земель живет…

И снова на репетиции Валентина Васильевна была в ударе, и снова я ушел с братом, не проводив ее.

Через два дня Валера появился в Уварово. Я тогда, учась в автошколе, жил у нашей старшей сестры. Брат сказал, что будет устраиваться на работу на химзавод. Рабочие там были нужны, и на другой же день его оформили аппаратчиком, дали место в общежитии. В пятницу мы вместе с ним приехали в Масловку. Вечером снова зашли за Валентиной Васильевной, и снова я не остался с ней.

На другой день мы с Валерой выпили в компании деревенских парней. Пили и в клубе, вернее за клубом. Брат задержал меня на улице, заговорил:

— Петь, погоди… Ты знаешь?.. Как тебе сказать… Ну, в общем, нравится мне Валюшка… Ну, эта… Валентина Васильевна… Думаю о ней все время, а подойти… стесняюсь… Ты посоветуй, как сделать…

— Ты влюбился в нее? — воскликнул я удивленно и огорченно. — Ты с ума сошел?!

— Ну да, сошел…

— Да ты знаешь, что все они сучки! Все! Подходи и бери!.. А любить их?… Да ты что? Они все ногтя твоего не стоят!

— Она не такая!

— Такая! Такая, как все! Плюнь, выбрось ее из головы! Не смеши себя и людей. Жалеть потом будешь, это я тебе говорю! Я их знаю…

— Не, брось… Ты, вот что… Ты куда-нибудь пораньше уйди, чтоб мы вдвоем… домой…

— Хорошо! — воскликнул я, пораженный глупостью брата, и решил показать ему, что и Валентина Васильевна такая же сучка, как все, и не капли не стоит его любви. — Иди сейчас же домой, залезь в омет к тете Шуре, за ее избой. Она оттуда солому берет, большую дыру выбрала. Залезь и сиди в ней тихо, не шевелись, чтобы не увидел, а потом поговорим о Валюшке-Валентине. Иди!

Валера побрел по лугу, сгорбившись, видимо, предчувствуя что-то нехорошее, гадкое. А я вошел в клуб, пригласил на танец Валентину Васильевну, и во время танца шепнул ей:

— Пошли домой!

Она радостно, благодарно кивнула. Глаза ее заблестели, лицо засветилось, а я подумал о ней гадко, с прежней болью в душе: хорошо, сейчас ты получишь, что хочешь!