Александр Ольшанский: Китовый ус

Петраков задерживался. Дед Иван побывал в буфете, где обычно посиживали водители автобусного парка, но и там сменщика не оказалось. Он вернулся в кабину и, наблюдая, как дождь переходит в снег, с тревогой думал о Петракове. Хлопья снега липли к лобовому стеклу и таяли, сползая вниз. Подходило время следующего рейса, сменщика не было, а деду Ивану ехать в такую погоду еще раз в аэропорт совсем не хотелось. И когда Петраков появился перед автобусом, поднял руку в перчатке с широкими крагами, прося открыть дверь, дед Иван даже улыбнулся.

Вскочив в автобус, Петраков стряхнул с куртки воду.

— Ну и погодка, дед Иван. Один мой знакомый говорит: «У меня от этого климата сапожные щетки на складе лысеют».

Дед Иван опять улыбнулся и грузно вылез из кабины:

— С машиной все нормально.

— Хорошо, — кивнул Петраков. — А вот у меня — дела. Отправил жену в роддом. Вроде бы рано ей… Завтра праздник — детсад и ясли закрыты. Сегодня отвел ребятишек к соседям, послал телеграмму матери…

— Вот… — дед Иван простодушно и жалобно выругался. — Я как чувствовал. Значит, мне завтра в первую?

— Выручи, Иван Митрич, — попросил уже как бы по инерции Петраков.

— Куда вас денешь… — махнул рукой дед Иван и пошел в диспетчерскую сдавать маршрутный лист.

— Я тебя тоже когда-нибудь выручу! — крикнул вдогонку Петраков.

— Ладно, выручишь, — проворчал дед Иван и, нахохлившись, скрылся в дверях диспетчерской.

Домой он вернулся в десятом часу вечера. После работы он заседал в месткоме, где распределяли подарки и премии женщинам, а потом, дожидаясь торжественного собрания, заглянул в галантерейный магазин и купил скромную, неярких старушечьих расцветок косынку — Николаевна наверняка припасла на праздник чего-нибудь, надо и ей уважить. На собрании он сидел в президиуме, тайком подремывая в заднем ряду, прячась за спины.

Николаевна встретила его молча. Налила воды в рукомойник, повесила на плечо мужу чистое полотенце. Так делалось уже много лет, если она была недовольна мужем. В таких случаях она почему-то доставала самое новое и чистое полотенце, а он усмехался при этом — вспоминалось ему, что в боксе тренеры выбрасывают полотенце на канаты, когда признают поражение своих питомцев, а Николаевна, поди ж ты, таким жестом объявляла ему что-то вроде войны.

Но сейчас он забыл о боксе, неторопливо отмывал руки, намыливал обвисшие и заросшие белесой щетиной щеки, находясь в каком-то полузабытьи, без единой мысли в голове. Им овладело безразличие, и было уже не важно, болит или не болит ключица, сердится или не сердится на него Николаевна. Только сев за стол, он вспомнил о подарке, поискал его в пальто и, найдя сверток, молча положил на стол.

Николаевна словно ничего не заметила — ей, наверное, хотелось как можно дольше быть недовольной. Ставя ужин, она отодвинула сверток на край стола, а потом любопытство взяло верх, развернула и подобрела, но опять же — не подала виду.

Потом она сочла нужным сказать, что Пришла телеграмма от сына из Хабаровска. Он должен приехать завтра утром с женой и дочерью. Дед Иван промолчал. Для Николаевны этот приезд был важен, — прошлым летом она повздорила с невесткой и теперь надеялась помириться с ней. Дед Иван держался в стороне от их дел и потому промолчал…

— Тебе нездоровится, Иван Митрич? — Николаевна отходила быстро и теперь уже заглядывала ему в лицо.

— Да есть малость.

— Согреешься? У меня огурчики маринованные есть, картошка.

— Согреюсь, — ответил он так, будто был намерен сделать это исключительно для того, чтобы угодить жене.

— И ноги обязательно надо попарить. Я мигом нагрею воды, — заторопилась Николаевна и начала назидательно говорить о том, что он стал совсем плох и пора ему проситься на более легкую работу.

Старка немного расшевелила его. Он почувствовал себя уютно, а когда опустил ноги в таз с горячей водой, стало и вовсе хорошо. Тепло ласковой волной разлилось по телу и клонило ко сну.

Проснулся он от громкого треска во дворе. Он вышел на крыльцо — снег падал сплошной белой стеной. Трещала береза — вся она обмерзла льдом — и вершина, не выдержав тяжести, сломалась.

В спальне светящиеся стрелки будильника показывали без двадцати пять.

— Что там? — встретила жена вопросом.

— Гололед, снег. Навалило, наверное, с полметра, — ответил он и начал одеваться, включив в прихожей свет.

— Куда ты собираешься?

— На работу. Мне в первую.

— В какую первую? У тебя сегодня выходной!