Рамита Наваи - Город лжи. Любовь. Секс. Смерть. Вся правда о Тегеране [litres]

Через два месяца Фарида с удивлением поняла, насколько ей хочется вернуться домой. В Тегеран.

– На прошлой неделе прошел первый за этот год дождь. Смыл всю пыль. Вы надолго уезжали?

– На несколько месяцев. Что-нибудь пропустила?

– Да все то же – простите за выражение, мадам, – дерьмо.

Фарида рассмеялась.

– Наверное, хотели там остаться, да?

– Вообще-то я скучала. Забавно, правда?

– Ну да, понимаю. Мне тоже иногда хочется увезти семью куда-нибудь подальше отсюда, но я даже не представляю, как смогу жить где-то еще. – Таксист посмотрел на нее в зеркало заднего вида: – По крайней мере все мы тут варимся в одном котле.

Фарида улыбнулась:

– Да. Вы и я. Кто бы мог подумать.

Теперь рассмеялся он.

Такси свернуло на Вали-Аср. Перед салоном «Мерседес-Бенц» двое мужчин разделывали овцу. Фарида опустила стекло и пригнулась к окну. Она и не думала, что настолько обрадуется возвращению. Окружающие Тегеран горы словно защищали со всех сторон этот город, раскинувшийся под изумительно лазурным небом с ослепительным солнцем. Под дуновением легкого ветерка трепетали осенние листья деревьев – ярко-рыжие, бурые и охристые. Они проехали мимо прилавков с желто-оранжевыми фруктами: лимонами, айвой и хурмой. Вокруг царила привычная суматоха, хаос и гул. Запах жаренного на углях ягненка щекотал ей ноздри, в ушах отдавался приятный шелест шелковичных деревьев и кустов жасмина. Продавцы черпали что-то из дымящихся чанов, мотоциклы с ревом проносились мимо красивых девушек в вызывающих одеждах; повсюду мелькали прилавки с соками, ювелирные лавки, древние базары и крытые переходы, стены с потрескавшейся голубой плиткой, разваливающиеся особняки и скрытые за ними сады.

Фарида закрыла глаза, чтобы насладиться моментом.

Первые снежинки падают на очередь у хлебной лавки барбари на севере Вали-Аср; хлеб теперь стоит примерно столько же, сколько и доза метамфетамина. Глаз выхватывает вдоль дороги рубиново-красные пятна гранатов и свеклы. Подростки с прикрывающими глаза челками и в рваных джинсах снуют между автомобилями, продавая компакт-диски с рэпом и жвачку. На тротуаре элегантно одетая женщина в очках продает кашемировые платки; рядом с ней, за потрескавшимися весами, сидит скрестив ноги старик. Восьмилетняя девочка, сидя на картонке и прислонившись к телефонной коммутаторной будке, что-то усердно пишет в тетради – делает уроки в промежутке между торговлей бумажными платками.

У вокзала на Рах-Ахан, там, где Вали-Аср только начинает свой долгий путь к подножию гор, у мечети на холоде стоят тысячи скорбящих в черных одеждах. Толпа растет; движение по Вали-Аср частично перекрыто. Ждущая поодаль машина скорой помощи испускает клубы выхлопного газа. Мечеть открыла хусейнию , чтобы вместить хотя бы часть собравшихся. На столах разложены тарелки с финиками, халвой, рисом и бараньими ногами. После чтения Корана и торжественной речи толпа расступается. Через нее на носилках проносят прикрытое тело и кладут в машину скорой помощи через заднюю дверь. Автомобиль начинает свой путь к кладбищу Бехеште-Захра, где тело омоют, завернут в белый саван кафан и опустят в могилу.

– Это конец того города, каким мы его знали. Без нее он не выживет, – говорит старик в перчатках без пальцев, когда дверцы машины с грохотом захлопываются.

Он оторвался на время от своего занятия – продажи полиэстеровых носков на углу Вали-Аср и Рах-Ахан, – чтобы отдать дань уважения жене Асгара Храброго, самого влиятельного и благородного джахеля , какой только ходил по улицам Тегерана.

От толпы отделяются две пожилые женщины в чадрах; одна когда-то была танцовщицей, приятельницей Пари. Она прихрамывает от боли в бедре. Женщины подходят к пеньку, оставшемуся от сикомора.

– Об этом говорили в новостях. Якобы деревья больны и их нужно срубить, – говорит другая женщина.

Старая танцовщица качает головой.

Правительство не сразу объяснило, зачем потребовалось срубать сикоморы на Вали-Аср. Сейчас оно утверждает, что деревья заболели и что они представляют опасность для прохожих. Глядя на пенек, женщины в это не верят. Они слышали, что деревья мешают полицейским камерам наблюдения и что скоро тут все будут менять.

Но это верно. Деревья и в самом деле больны. Они медленно умирают – от жажды. План по заливке бетоном сточных желобов не сработал, и теперь вода не проникает к корням деревьев. Некоторые утверждают, что виновато загрязнение, что дальше на южных улицах Тегерана задыхаются сами жители. Но все согласны в одном: деревья срублены ночью, потому что власти понимали, что это вызовет общественные протесты.