Леонид Бирюшов - Мёртвая хватка [СИ]

И нахынут у него воспоминания о его унижениях и о трагедии - гибели дочери, и приведут его к трагическому концу… Вот уж роковые настойчивые бабы попадаются. Как скорпион, пока не добьет не успокоится. Этот процесс его первой женитьбы и страшный развод с иззменами и подлостями он скрывал от меня, и только после его гибели я узнала из его письменных откровений в его мемуарах особенности той первой любви. Его мама боялась, что отправят его за связь с такой малолеткой за так называемое совращенние малолетней, очень настойчивой барышней двенадцати лет, в места не столь отдаленные. Конечно, мама наконец-то дождалась её совершеннолетия и, не посмотрев на внучку, указала на дверь - она давно этого ждала, возненавидев всех его барышень. Впоследствии любовь тогда дала трещину, потом громкий развод, потом дамочка начала усердно доказывать, что она кому-то кроме него нужна… Он страдал до сумасшедствия, вот это я хорошо знаю, он мне свои обиды и её похождения рассказывал… Для чего я пишу все эти подробности, а просто для того, чтобы все, кто это читает понимали как становятся изгоями общества. И сорвется тот парень с колёс, и едва не погибнет в молодости от обиды, унижения и тоски, оставшись без семьи, и, конечно, пустится во все тяжкие… Ну, может, где-то красивая внешность и спасет его. Бабы будут влюбляться в него на раз - хотелось красивую и верную, а с этим были проблемы. Он выкидывал их порой нагишом, узнав об их неверности, ибо его же учила жизнь, что такое неверность женщины -это позор, насмешки друзей, боль мамки: «Да что же, мой сыночек хуже других что ли. Пусть лучше вообще не женится». Он будет кидать барышень направо и налево, развратится до безумия, доказывая, что он так нужен женщинам и это станет его болезнью –разврат. Но только это спасет его от подзаборной жизни алкаша. Вот про это он писал мне в своих дневниках - о своём одиночестве и тоске по нормальной человеческой жизни. А тут я, слишком серьезная и правильная девочка, а он к таким не привык…. И скорее его увлекала моя правильность. Он мне часто говорил: «Ты слишком серьёзная - надо быть проще…» Но эта его разухабистость тянула меня словно магнитом - я с подобным в жизни не сталкивалась, и он скорее пытался доказать: ну посмотри, правильная девочка - удовольствий в этой жизни много, а ты строишь из себя… И это, как ни странно, влекло меня. При прикосновении нас било током, и он говорил тогда, смеясь - разряды притягиваются, возникает искра…

Я шла на необузданные поступки, ходила пешком в другой город, по заносам к нему толкала его машину, жила в его гаражах, когда мать выгнала его из дому, вкалывала на его огородах, ломала ноги, руки, открывала бизнес в пятьдесят, шила по ночам, пытаясь заработать… И он привык, что я всё могу. Спасать и протягивать руку помощи не каждый сможет, все думают о себе, а вот жертвуя всем ради любимого… Всех теперь поглотил дух меркантильности, а та наша любовь была так удивительна, и так ценна. С девяностых, таких голодных, но таких прекрасных, где мы с ним «Анжелику» читали взахлеб, и самым большим праздником было ему принести следующий том увлекательного путешествия той любвеобильной красавицы Анжелики… Он её рисовал карандашом, такую утонченную. Эту Анжелику... Мы, вроде бы взрослые люди учились в книжке красоте любви - ведь до встречи друг с другом так мечтали о ней, ждали (увы, так вышло) друг друга, хохотали при встречах, от радости жили по десятку лет в самых настоящих гаражах - мёрзли там, поставив печь, готовили на ней (сохранилась та печь - новые хозяева не нарадуются теперь ей, ведь делал её Лешка, ожидая меня промерзшую и прибегавшую к нему из другого города).

Не сумела его мама понять, что наконец-то пришла к сыну взрослая жизнь, и игрушки мальчишки, задержавшегося в детстве - хочу ту игрушку иди другую, эти игрушки закончились, и её сынок в сорок сумел оторваться от её сиськи мамкиной… Очень жаль, что я тогда не сумела понять и сделать соответствующие выводы - он будет где-то ребенком всегда. Ломка его была ужасной. По большому счёту я начинала понимать - ему нужна была вторая мать, он так и называл меня: «Ты моя вторая мамка». Мне было обидно, но я приняла правила его игры - думать за двоих, работать за двоих и не часто огорчаться от его поступков, не всегда логичных и правильных - жить импульсами был его конёк. Нет, бы мне его забрать к себе в город, но…. Жалели его маму… Как же, она немощная будет - то сынок рядом туда сюда прибежит, если маме будет хреново. Вот только мама никого не жалела… Он нанял ей нянек - заботился о ней - скорее причина её недовольства была очевидна, но она этого не понимала. К его маме, всю жизнь благодаря гонорарам папы жившей на широкую ногу, к его властной маме (как сказала, так и будет) пришла немилосердная старость… И какая-то козявка вроде меня, тихая и неприметная, так крутила её сыночком, когда он дрался с кем - с нею, матерью, защищая меня. Так и жили десять лет. Да, пройдут эти годы, и новые испытания свалятся на нашу голову. Я возьму опеку над отцом на долгие десять лет... Я тогда разрывалась между ними. Ох, тяжелая жизнь прожита. Но за большую любовь и заплачено нами по полной разлуками, тоской друг за другом. Это же надо, в шестьдесят лет мне кричать ему в трубку по несколько раз в день:

Читать дальше