Аньес Мартен-Люган - Однажды я станцую для тебя [litres]

– Добрый день!

– Здравствуйте, Ортанс.

Я уже хотела пройти мимо, но в последнюю минуту остановилась:

– Элиас, вы, случайно, не знаете, где хозяева этого автомобиля?

– Знаю.

– Ой! Наверное, ждут в холле? Надо поторопиться.

Я двинулась к входу.

– Не спешите, это мой.

Я резко остановилась и посмотрела на него округлившимися глазами. Он что, живет в машине? Я ничего о нем не знала, и все же такой вариант казался мне невозможным. Тут я спохватилась, поняв, что таращусь на него словно на инопланетянина.

– Ну да, сегодня же среда! Какая я рассеянная! Значит, они его отремонтировали.

– Похоже на то.

– Прекрасно! У вас гора с плеч свалилась, не так ли?

Он безразлично махнул рукой. Как будто был выше этого. А ведь когда он только приехал, поломка автомобиля безумно волновала его…

– Значит, теперь все в порядке? – спросила я, пытаясь завязать разговор.

Он отвел глаза, устремив их куда-то вдаль:

– Да…

За этим последовал один из тех долгих вздохов, на которые Элиас был мастер, после чего он снова обратил на меня внимание. Этот человек выглядел утомленным жизнью, измученным непосильной тяжестью, которая беспрерывно давила на него.

– Сейчас я с вами расплачусь, я же здесь уже неделю живу. Полагаю, вас это устроит.

– Как хотите, но можете не торопиться.

– Нет, я должен это сделать.

Он пошел за мной в дом. Я все проверила и показала ему счет. Он нахмурился.

– Какая-то ошибка? – забеспокоилась я.

– Думаю, да, я вам должен больше. Матье назвал цену за ночь, и если умножить…

– Он вам назвал стоимость комнаты с завтраком, – прервала я его. – Пусть завтраки будут моим подарком.

– Я могу их оплатить!

Если он подумал, что я занимаюсь благотворительностью, то глубоко заблуждается.

– Не сомневаюсь. Но ваши круассаны и джем мне ничего не стоили… Впрочем, если вам не терпится заплатить за пачку кофе, можете добавить 3,90 евро к счету! – сыронизировала я.

Я чувствовала, что он с удовольствием посмеялся бы над моей шуткой, но ему как будто что-то мешало. Казалось, печаль навсегда поселилась в его душе.

– Спасибо, очень мило с вашей стороны, – наконец-то с усилием выдавил он.

– Мне самой приятно. И потом, кто его знает? Может, в ближайшие годы, когда Матье выпустит вас на свободу, вы захотите еще раз вернуться сюда!

Я подозревала, что он никогда не появляется дважды в одном и том же месте. Его молчание подтвердило мою догадку. Он положил на стойку старый кожаный бумажник, который когда-то был черным. Из него торчали водительские права. Розовая картонка с загнутыми углами была кое-где порвана. Наверняка он получил их в ранней молодости, и мне захотелось увидеть, каким он тогда был. Интересно, узнала бы я его? Он оставил бумажник на стойке и стал рыться в карманах своих джинсов. Вытащил комок смятых банкнот, разгладил одну за другой. Его руки потрясли меня: они были в ужасном состоянии, на внутренней стороне ладони вздулись пузыри, кожа пальцев ободрана едва ли не до крови, а на предплечьях жилы и вены вздулись – я умела распознавать судороги. Мне стало жаль его.

– Все правильно? – спросил он.

– Да, спасибо.

– Хорошего вечера.

Он уже собрался уходить.

– Подождите!

Он снова обернулся ко мне. Я указала на его руки кивком головы:

– Дать вам что-нибудь для рук? Думаю, вам больно, а у меня в аптечке есть нужные средства. Если хотите и дальше работать, нельзя оставлять руки в таком виде.

Мое предложение тронуло его, он пристально посмотрел на меня, а потом унесся мыслями куда-то далеко. Такое, впрочем, случалось с ним часто. По крайней мере, так я это себе представляла. Его губы сложились в саркастическую – а может, и разочарованную – усмешку, и он снова поймал мой взгляд.

– Спасибо, очень мило с вашей стороны, но я справлюсь, я знаю, что делать.

Элиас выскочил на улицу, как будто за ним гнался черт. Я последовала за ним, так получилось само собой. Этот человек был очень странным. Он проявлял чудеса изобретательности, только бы никого не подпустить к себе. Избегал любых отношений, обходясь необходимым минимумом, требуемым правилами вежливости. Если подумать, мне даже неизвестно, узнал ли Матье что-то о нем после того, как нанял на работу. На полу лежал клочок бумаги, закатанный в пластик, который он наверняка выронил, когда копался в барахле из карманов и бумажника. Я подняла бумажку и засеменила за Элиасом. Он уже был готов захлопнуть дверцу – наверняка его бегство спровоцировал наш мимолетный разговор, – но, заметив меня, хромающую к нему, выбрался из машины, демонстрируя явное недовольство тем, что из-за меня придется задержаться. Поэтому я постаралась сразу его успокоить: