Борис Дышленко - На цыпочках

К этому времени и прослушивание дало свои результаты, но опять-таки не те, которые мы ожидали, потому что на этот раз профессор позволил себе роскошь посмеяться над нами. Сидя (видимо, сидя в своем кресле) профессор бормотал, как всегда повторяя по нескольку раз каждое предложение, — он разрабатывал свой очередной сюжет. Вдруг я почувствовал, что начинаю краснеть, так как профессор стал рассказывать эпизод с подменой продавцов, а затем и с парикмахерской, и все это с полным пониманием всего дела, его развития и подоплеки. А потом пошли уже такие подробности, о которых профессор вообще не мог знать, просто не мог, о некоторых из них даже мы не знали, исключая разве заводилу, но он как раз присутствовал при прослушивании этой записи. Мы с недоверием посмотрели друг на друга. Мы были красные, и только заводила был белый. Как мел. И кроме того, он стал заикаться.

— Как-к-к! — стал заикаться заводила. — От-т-ткуда? Он не-не-не... Он не-не-не может эт-т-того ззазнать.

Заводила был поражен. Да и любой бы тут испугался: старик знал такие вещи, о которых мог знать только заводила. Однако через несколько минут заводила стал спокойней: он услышал... он услышал такие вещи, которые и ему до этого были неизвестны.

Очевидно, была утечка информации, но эта утечка была где-то над нами, там, где и заводила был уже не заводилой, а просто одним из рядовых исполнителей у другого заводилы, которого мы видали только издали. Поэтому наш заводила очень боялся подавать рапорт, так он мог попасть не в те руки, и кому-то там, наверху, может быть, тому заводиле, могли выйти большие неприятности, и наша тепленькая компания тоже могла бы развалиться, или кто-то там мог бы решить, что нам по нашему положению знать не должно, и, опять-таки нас бы убрали от этого дела, а мы уже привыкли к профессору, и нам жаль расставаться с ним, но, с другой стороны, не подать рапорт тоже было нельзя, так как запись уже имела исходящий номер, и из песни слов не выкинешь, и так далее. Заводила очень обижался на профессора за то, что тот сообщил нам эту совершенно лишнюю информацию, он считал, что было бы корректней воздержаться, хотя формально профессор не нарушил правил: имел же он право делать вид, что не знает о прослушивании, и только поэтому говорит, что ему вздумается. На самом деле он, конечно же, знал о прослушивании и знал, что мы знаем, что он это знает, но все мы, то есть обе стороны, делали вид, что никто ничего не знает, мы как бы без слов договорились об этом, и теперь он воспользовался этим молчаливым соглашением. А то, что он знал о прослушивании, со всей очевидностью явствовало из этой самой записи, из-за которой весь разговор, однако профессор изложил суть дела в таких обтекаемых выражениях, что формально его не в чем было упрекнуть. Тем язвительнее все это звучало.

Но нам нужно было заняться и последней книгой профессора, тем сборником его статей, о котором я говорил. Было ясно, что эта книга не лежала где-нибудь, дожидаясь условного сигнала, чтобы выйти в свет, потому что некоторые статьи в ней были совсем недавнего происхождения, судя по содержавшемуся в них фактическому материалу, в частности, по некоторым статистическим таблицам последних лет, которые, что особенно интересно, до этого нигде не публиковались. И мы точно выяснили, что к этой статистике профессор вообще доступа не имел. Теперь возникали сразу два вопроса. Первый — откуда профессор взял эти таблицы или на основании какого материала он их составил; второй — каким образом все-таки этот сборник появился в печати.

— Господи! Ребята, да ведь это же очень просто! — внезапно хлопнул себя по лбу заводила. — Как же это я раньше не догадался!

Мы посмотрели на него с интересом.

— Все очень просто, — повторил уже спокойней заводила, — этот сборник не имеет к профессору никакого отношения.

— То есть? — удивился один из нас, а именно я.

— Действительно, — сказал заводила, — они (кто они, он не уточнял) составили сборник, в который и на самом деле вошли некоторые статьи профессора, но остальные — чистая липа. Это чьи-то другие статьи. Кто-то решил воспользоваться авторитетным именем профессора, чтобы привлечь внимание к своим, надо сказать, довольно сомнительным статьям.

Мы вознегодовали. Но еще больше мы были оскорблены за профессора, когда в одном солидном, казалось бы, журнале была перепечатана одна статья из этого сборника. Эта статья называлась «Экспансия субкультуры». Да, мы были оскорблены за профессора, за то, что кто-то пытается спекулировать его именем в своих грязных политических целях, тем более что эта статья вызвала шумную полемику в печати. Теперь нам было ясно, что публикация сборника не была каким-нибудь проколом в нашей работе, то есть он не просочился мимо нас, а что это была просто очередная, хотя и очень умело сработанная фальшивка, рассчитанная на скандал.