Карина Демина: Танго на цыпочках

Старый костел страдал от холода и сырости, и, если с холодом каменные стены кое-как справлялись, то коварная влага так и норовила испортить роскошное убранство – золоченая лепнина покрылась тонкой пленкой плесени, на белоснежных стенах расцвели пятна, нарядный бархат обвис грязной тряпкой, а лицо Святого Петра изуродовала трещина. Жалко. Видно, придется менять статую, где теперь отыскать такого мастера, чтобы деревянный старик вышел почти как живой, с грустным лицом и скрюченными болезнью руками. Вайда любила Святого Петра. С самого детства она привыкла рассказывать молчаливому святому обо всех своих горестях и обидах, о том, как Боженька призвал родителей с Царствие свое, о том, как грустно живется в этом огромном поместье, где каждый занят своим делом, и никто не хочет играть с маленькой сиротой, как суров пан Януш, старый хозяин, как равнодушен Богуслав, его сын, как набожна немка Каролина, жена Богуслава… Деревянный Петр надежно хранил немудреные девчоночьи секреты, а вот теперь треснул и его, скорее всего, выбросят вон.

Как и саму Вайду.

– Матерь Божья, Пресвятая дева Мария, смилуйся надо мною, грешной, – девушка крестилась, не смея поднять глаз, ей казалось, будто все святые смотрят на нее с укоризной. Не имеет она права молить о снисхождении, да что там молить, она не имеет права даже на то, чтобы ступить на порог этого храма.

«Грешница, – одна единственная мысль билась в голове, – великая грешница». И нет ей прощенья, сколько не молись, ибо Вайда опозорила не только себя, но и весь славный род Камушевских. Не сиротку пригрел Януш – змею подколодную, на доброту предательством отвечающую.

Двенадцать лет росла Вайда под надежным крылом рода, двенадцать лет ее кормили, поили, одевали, и расцвела девушка красотою необыкновенной, даже Каролина, которая ничего, кроме Библии не замечала, и та сокрушалась: дескать, не Богом красота сия дана, от Диавола идет, чтобы искушать сердца людские.

Может, оно и так было, много ли радости с той красоты? Горе одно.

Сначала Богуслав, после смерти отца ставший хозяином поместья, задумал дурное – пожелал с женой, Богом данной, развестись да с Вайдой обвенчаться, и Каролина возненавидела девушку, не смогла простить той, ни предательство мужа, ни утерянную молодость, ни свою бездетность. Шипела Каролина, ругалась по-немецки, бегала к старухе-знахарке, что у леса обитает, за землей кладбищенской, чтобы Вайду со свету сжить, а, когда не получилось, прокляла разлучницу.

Сбылось проклятье.

– Едуть! – Звонкий мальчишеский крик разрушил хрупкий покой старого костела. – Паненко, едуть! – уже тише повторил паренек и, сообразив, где находится, бухнулся на колени.

– Далеко? – Спросила Вайда, слезы на глазах высохли сами собой. Поздно плакать.

– Так с Погорья гонец прискакал! – Мальчишка шмыгнул носом и покосился на деревянные фигуры в глубине храма, небось, станет потом рассказывать, как хорошо в костеле. Погорье… Это ведь совсем близко. Дрожащей рукой девушка отряхнула подол платья. Что ж, молитва не принесла облегчения, но прятаться Вайда не собиралась.

От судьбы не спрячешься.

Все было готово к приезду князя, замок словно очнулся ото сна, ожил, обрадовался, подобно тому, как старый верный пес радуется возвращению хозяина. Да только не было людям дело до той радости, в замке князя боялись, ибо нрав у него был отцовский – дикий, неистовый, потому и прозвали князя Туром. Вот и поглядывал дворовый люд на Вайду с сочувствием – не для кого уж не было секретом, что Богуслав, которого жена так и не порадовала к тому времени наследником, задумал просить у епископа разрешения на развод с немкой и венчание с юной красавицей. И вот Вайда понесла – и понесла не от князя. Жалели люди девушку, лишь одна Каролина не могла, да и не хотела скрывать своей радости. Не станет теперь князь развода добиваться, не станет жену законную позорить…

Богуслав влетел во двор замка, и Вайде показалось, будто сам Диавол явился по душу ее. Вороной Каян, княжий любимец, за которого Богуслав серебром по весу платил, задыхался от быстрого бега, тонкие ноги дрожали, а с черных, точно уголь, боков, падала кровавая пена – не пожалел коня князь, значит, и Вайде не стоит ждать прощения.

– Кто?! – От рева Богуслава вздрогнули каменные стены, но Вайда лишь покаянно опустила голову.