Игорь Адамацкий - Созерцатель

— Молодец, валяй дальше.

— А что дальше? Дальше — было раньше. Меня родной папаня как натаскивал? Нужны деньги — ищи. Он нарочно прятал в книгах, в шкафах, под диваном. Что найду — мое. Чутье развивал. А теперь у меня с каждого чиха — капуста капает.

— И много накапало? — спросил я, следя, как над лесом откуда-то появились вороны и, переругиваясь, подались в сторону.

— Хватает. Тебе могу одолжить. С процентами. Вот это кольцо видел? У тебя есть такое? А у меня есть. Знаешь, чем в прошлом году я бизнес делал? Покойниками. Это верно, не сам допер, другой ухарь подсказал. На синявинских болотах и Борисовой Гриве и других местах — могил много. Вот я и пошел, как мушкетер, шпагой землю тыкать. Насобачился. По звуку определяю, где железо, где дерево, где кость. Найдешь такую могилу и примерно знаешь, куда головой клали. Разметишь квадрат и раскапывай. Золотые коронки находил. Кольца, Перстни. Ордена. Оружие, разумеется. Покупателя на все это находил. Своя клиентура. Ну, черепушки разные. Тоже забавно. Один черепок мне ужасно понравился. Представляешь? Все зубы целые. Не знаю, чей, нашли, комиссара какого, или немецкий. Я его на стену повесил. Внутрь вставил лампочку. Мерцающее пламя. Девок пугать. В самый интимный момент врубаешь свет в черепе — визгу! Ты куда? — удивился он, увидев, что я встал и закинул за спину рюкзак. — Сейчас автобус подойдет.

Я посмотрел ему в лицо, оно было загорелое, крепкое, красивое. Выбеленные волосы, искренние глаза, ясные, все на свете понимающие.

— С тобой, гнида, по одной земле ходить — с души воротит.

— Ты! — с угрозой сказал он. — Швабра.

Я пошел, огибая камни, вниз, к лесу. Сзади послышалось:

— Ехал на ярмонку Ванька-холуй, за три копейки показывал...

Из-под ног вылетела вспугнутая птица, тревожно вскрикивая, кинулась к деревьям. Кто-то ответил ей сладкой истерической трелью.

Традиционная концепция, согласно которой двойничество составляет нерв нашей духовной культуры, не представляется убедительной. Иначе сегодня вместо одной ноосферы мы имели бы две противоборствующие, причем ложная, гибельная, то и дело одерживала бы верх в соответствии с энергией, присущей простейшим, и некроз нравственности привел бы к тому, что преступников стало бы в мире больше, чем людей законопослушных. По этой причине я считаю теории фрейдистов недостаточно репрезентативными при всем уважении к их научной фантазии.

В то же время я признаю, что человечество находится в состоянии непрерывного бегства от войн, голода, болезней и других несовершенств невежества. И человек, мельчайшая частица этого океана, также пребывает в постоянном бегстве от агрессии, несправедливости и других пороков цивилизации.

Вопрос: от чего бежит человек? — относительно прост. Вопрос: куда он бежит? — достаточно сложен. Понятие «бегства к смерти» остается на выносливой совести экзистенциалистов. Проблема «бегства к Богу» требует дополнительных исследований с помощью методики иной, чем допускают материальные ресурсы и всеобщее тривиальное мышление. Причины двойничества кроются в утрате целостности. Когда революция, мать демократии, выходит на улицу торговать собой, чтобы прокормить беспутных своих детей, тогда аристократия мысли прерывает свою родословную. Тогда возникает двойственность отношений человека с самим собой. Это своеобразная конструкция двух систем — человека неосуществимого и человека несущественного, связью которых оказывается непосредственный индивид во всем многообразии социальных, семейных, профессиональных ролей.

Человек не является ни самим собой, ни принадлежит сам себе, так как ввергнут в сомнение, кто же он на самом деле — неосуществимый или несущественный. Пространство здесь не играет роли, важна ось времени. Человек неосуществимый постоянно пытается убежать от человека несущественного. Или иначе; несущественный пытается догнать неосуществимого.

Возможные ритмы нашего мироощущения, творческие успехи и неудачи, периоды депрессии и вдохновения объясняются сокращением или увеличением дистанции между бегунами. История цивилизации знает немного примеров, когда такая дистанция была равна нулю. Тогда возникали явления многовекового духовного отбора, рождавшие аристократов мысли и духа, осуществленных людей: Сократ, Платон, Аристотель, Христос, Будда, Конфуций...

Непрестанное бегство ощущаю я в себе. Иногда дистанция между двумя во мне становится короче, и тогда я вижу мир другими глазами. Иногда эта дистанция удлиняется, и мир становится безнадежным, и мне хочется отойти в сторону. И я знаю, что так будет продолжаться до тех пор, пока не завершится мой собственный марафон. И тогда они пробегут мимо и, может быть, там, потом, один догонит другого.