Игорь Адамацкий - Созерцатель

Я-то знал, что я — это я, но Компьютер — иное дело, у него могут быть свои доводы и соображения на сей счет. Потому что страшно даже и подумать, что будет, если ты вдруг обнаружишь, что в последовательности твоей судьбы что-то перепуталось, смешалось, и ты обязан в соответствии с данными машины быть совершенно другим, чем есть на самом деле. И тогда придется менять имя, паспорт, снова жениться, но уже на других, снова заводить детей, и тоже других, чем те, что уже рождены с твоим участием. Такие случаи были. Мне рассказывали там же, в приемной Компьютера, что один вполне приличный мужчина, из-за каких-то неполадок в Великом Механизме вынужден был одновременно существовать в трех лицах, — двух реальных и третьем потенциальном, сомнительном, — до тех пор, пока, наконец, Машина не установила с абсолютной точностью, что он именно второй из трех. И тогда два его другие лица, первое и третье, спорное, были аннигилированы. Рассказывали, что бедняга весь высох за время уточнения его подлинной личности, потому что ему приходилось работать в трех разных местах, двух реальных и одном потенциальном, и он мог являться в приемную Большого Компьютера лишь в свои выходные дни, а также в период отпуска и болезни. На его удачу, кто-нибудь из его трех лиц непременно болел, так что он почти все время проводил в приемной Великой Машины.

Мне назначили постоянный день приема — понедельник и выдали на руки плотную твердую карточку, расчерченную на множество квадратов. Каждое подтверждение о прошлом фиксировалось в Машине просечкой очередного квадрата. Это была как игра. Если последующие сведения оказывались неточными или противоречивыми, просечка заклеивалась Машиной.

Я полюбил понедельники, они сулили день волнений и приятных собеседников. Каждый понедельник я просыпался задолго до назначенного времени, брился тщательнее обычного, плотно завтракал и отправлялся в ожидальню. Я встречал там одних и тех же людей, по крайней мере на протяжении многих месяцев. Попадались очень интересные субъекты, вернее, объекты машинных изысканий. Особенно меня привлекал седенький старичок, ужасно оптимистически настроенный. Он приходил в приемную с толстой кожаной папкой на шикарной молнии и, пристроившись за столом у стены в просторном холле ожидальни, раскладывал свои бумаги, как шахматист-марафонец, и, кажется, испытывал значительное удовольствие от своих занятий. Как я выяснил, ему зачем-то нужно было доказывать, что он не имеет никакого отношения к митрополиту Исидору, бежавшему в Рим от Василия Темного в 1442 году. Вернее, не имеет касательства к побегу Исидора.

— Послушайте, — пошутил я однажды, когда мы достаточно пригляделись друг к другу и поняли, что не представляем взаимной опасности и не собираемся похищать друг у друга секретных сведений о нашем прошлом, — послушайте, — сказал я ему улыбаясь, — ведь этак придет кому-нибудь в голову доказывать, что он родственник Конфуция или Навуходоносора.

Старичок испуганно и остро взглянул мне в лицо, затем приблизил сморщенные свои губы к моему уху и прошептал, что именно это он и хочет доказать.

— Что именно? — не понял я.

— Хочу доказать, что я — родственник Иисуса Христа.

— Зачем вам это? — спросил я. — Если вы — родственник Иисуса Христа, то этого одного вполне достаточно для всего.

— А моя карточка? — радостно воскликнул он. — Как только Машина просечет все мои квадраты, тогда я свободен. Тогда я смогу выбрать любою страну обетования, где проживает хотя бы один христианин. Или сохранилась память о праведниках.

— Ну, милый! — пошутил я. — Воспоминаний о праведниках и у нас в стране предостаточно!

— Но, — прибавил он с сожалением и пропуская мою шутку мимо ушей. — Машина трижды заклеивала все предыдущие просечки почти по всей карточке. Но, — погладил он любовно кожаную папку, — я храню все предыдущие ходы Машины и уверен, что еще немного, и я докажу свое родство. Я храню гордое терпение, — прибавил он, — храню на всякий случай. Потому что если не получится обойти митрополита Исидора, тогда у меня есть обходный путь длиннее на триста лет, зато верняк — установить свое родство с Александром Македонским. Или попытаться выйти на прошлое через эллино-скифов, хотя в этом случае чаще возникают лакуны. Есть, правда, варианты с венедами и антами, но сомнительно, — поджал он губы, — весьма сомнительно, так что и пытаться, видимо, не стоит. А у вас что?

Я показал карточку с одной просечкой.