Игорь Адамацкий - Натюрморт с женщиной

Находить смы сл в простых вещах, думал Егор. В этом суть счастья. Один из способов счастья. Или найти неразрешимую проблему и пытаться ее решить. Это другой способ. Быть здоровым, читать хорошие книги и не устраивать осложнений с женщиной. Это лучший способ. А самый верный способ — это быть способным к любому способу. Наверное, нет людей, совсем неспособных к счастью. Сама жизнь куда-нибудь вольет тебя. Или в угол загонит. Все течет, и ты должен течь вместе со всем. Хорошо бы написать рассказ, который держится одним настроением. Сначала это маленький зародыш настроения, эмбрион, дрожащий от всякого сквозняка. Потом ручей настроения. Течет он сам по себе, неслышный и небыстрый среди деревьев, отражает солнечные блики и облака, отбрасывает дрожащий блеск на кусты, катит случайные листья, мелкие сучья, сосновые иглы. Потом становится шире и плотнее. А дальше — целое море настроения, сверху прозрачное, ниже изумрудное, потом густо-зеленое. И это уже не настроение, а черт знает что. Шум, брызги, грохот, ярость. А на берегу сидит женщина и ждет. Она обязательно должна ждать. В этом ее способ счастья. Плохо тому, кто не оправдывает ожиданий женщины.

А она вошла в свой чистый, только что убранный номер, и он ей понравился — аккуратный, потом повесила пальто в платяной шкаф у двери, поставила туда чемодан, не торопясь походила по комнате, обживая новое помещение, и подошла к окну.

В двадцати метрах напротив строили дом, каменщики клали наружную стену, у стены стоял мальчишка с пухлыми губами и синими, темнее неба, глазами, наверное, добрый, открытый и без претензий, надевал большие рукавицы и смотрел на женщину в окне. Он поймал ее взгляд, улыбнулся и помахал рукой.

Она улыбнулась в ответ и тоже помахала рукой.

Мальчишка еще раз улыбнулся и еще раз помахал рукой — женщина в окне казалась ему совсем молодой, — но его дернули за рукав и что-то сказали. Он засмеялся и нагнулся за кирпичом. Мастерком положил раствор, разровнял, приладил кирпич, подстучал с торца, потом сверху, затем снял выплывший из-под кирпича раствор, еще раз легонько стукнул, еще раз посмотрел на женщину и поднял кверху разорванный палец рукавицы, показывая, как ловко выходит работа.

А годы уходят, думала женщина. Уходят. Хотя и стараешься их удержать. Не курить больше трех-четырех сигарет в день, не пить на ночь крепких напитков. Это правило. Еще — зарядка по утрам, а вечером — питательный крем на лицо и шею. Массаж кожи. Но главное — настроение. Ровное, легкое, одинаковое во всякое время суток. Настроение без резких перепадов, без стрессов. Это труднее всего. Быть в одном ровном настроении — самый верный способ не поддаваться времени. А потом и не заметишь, как оно подойдет. А потом уже будет все равно.

Потом она подумала, как бы все сложилось, будь у нее ребенок. Она привыкла к мысли, что у нее не может быть ребенка, как привыкают к мыслям о неизбежной старости, и старалась так заполнить свою жизнь разными интересными занятиями, чтобы не оставить никакой щелки для грустной мысли. И у подруг ее были похожие личные жизни — одинокая бездетная художница, одинокая бездетная старая дева, одинокая бездетная разведенка и еще несколько одиноких бездетных людей, включая одинокого бездетного писателя и те две-три семьи, которые все равно были одиноки. Это был круг, где можно было говорить о чем угодно, кроме одиночества, а если иногда по каким-то причинам и заходил об этом разговор, то каждый старался высказаться как можно быстрее и интереснее, чтобы показать, будто все это не так страшно, как кажется.

Иногда она ходила смотреть, как выгуливают детские ясли, куда всегда сдают своих случайных младенцев девчонки с трикотажной фабрики. Дети были разные — курносые и прямоносые, кареглазые, синеглазые, зеленоглазые, с выпуклыми и втянутыми щеками, с печатью тайных дум и без такой печати, иногда — и это казалось особенно страшным — с выражением бесконечного терпеливого ожидания. Они были одеты в одинаковые пальтишки стандартного серого цвета, только у мальчиков шапочки с козырьками, а у девочек без козырьков и с помпонами. Всякий раз она думала, что неплохо бы взять на воспитание мальчика или девочку, и уже начинала строить планы своей жизни в связи с этим, а потом приступ проходил, и все шло своим привычным, устойчивым чередом, и все реже просыпалась она ночью, и все труднее становилось удерживать ровное настроение, одинаково легкое во всякое время суток. А сказать об этом было уже почти некому, да и незачем.