И все, в кого попадало солнце, удивлённо вздрагивали, человеческий организм не привык, чтобы солнце появлялось, когда его не ждут. Я стал смотреть в окно. Сначала это выглядело так: сверкающее золотое озеро среди мрачных тёмно-фиолетовых скал. Потом озеро стало расширяться, скалы стали серо-розоватыми, потом красными. И наконец, озеро затопило всё вокруг, тьма исчезла. Пейзаж внизу был страшным, фантастическим, каким-то неземным: пустые, бурые, голые пространства, без домов, дорог и транспорта. Я долго вглядывался вниз, надеясь увидеть хоть один домик.
— Да... неуютненько! — проговорил вдруг серьёзным голосом шутник. — Можно себе представить, каково тут приходится нашим героям-нефтяникам! — К концу фразы он уже снова говорил шутливо, но это не имело значения, все и без него чувствовали, как тут живётся! Если бы не нефть, ничто, наверное, не заставило бы людей сунуться в эти бурые мрачные болота!
— Нет, у нас в Восточной Сибири пошикарнее будет! — проговорил заводила. — Не зря нашему Красноярску триста лет, а тут ни одного города не было.
Потом пошла сухая серая степь, с редкими группками берёзок, потом вдруг прямо в степи показались длинные стеклянные коробки с высокими трубами.
— Наш алюминиевый! К Красноярску подлетаем! — Туристы радостно задвигались. И вроде бы ничего особо красивого не было видно за окном, но чувствовалось — все они были счастливы, что возвращаются в родные места.
Потом я зажмурился — словно много сотен маленьких зеркал стояли на земле.
— Что это? — сощурившись, спросил я у женщины-соседки.
— Это Бадалык. Кладбище наше, кресты против солнца блестят! — сказала женщина тоже радостно, хотя вопрос касался кладбища.
Потом блеснула резко изгибающаяся лента воды.
— Енисей! Енисей! — радостно заговорили туристы, сбиваясь к окошкам.
Я что-то забыл: так ли я радуюсь, как и они, когда возвращаюсь в свой город?
Самолёт начал быстро снижаться, стало больно ушам. Внизу мелькали домики с огородами, в огородах копошились люди.
«Надо же, — успел подумать я. — Над ними каждую почти минуту проносятся стотонные машины, а они живут, и хоть бы что!»
Потом совсем рядом мелькнула трава, самолёт стукнулся, подпрыгивая, побежал по дорожке.
Я слез с самолёта, нас провели через поле. За железными воротами толпились встречающие.
Скоро почти каждый турист был радостно встречен, обцелован — хорошо всё-таки прилетать домой.
Все ушли получать багаж, а я в растерянности стоял один.
Остался только один встречающий — парень лет шестнадцати в брезентовой куртке и сапогах. Почему-то вздохнув, он подошёл наконец ко мне.
— Ты, что ли, к Аркадию Михайловичу? — спросил он.
— Я? Я к дяде Каде прилетел, — растерянно проговорил я.
— A-а... ну да. Для тебя он, может, и дядя Кадя, а для нас Аркадий Михалыч.
— А где он?
— Где? На работе, где же ещё! Там у нас сейчас такое творится, как-то не до племянников сейчас. Едва и вспомнил он про тебя, час назад.
— Ну что ж, хорошо, что не час вперёд! — бодро проговорил я.
— Ладно, пошли! — улыбнулся парень.
— Надеюсь, тут уже немного осталось? — с трудом успевая за ним, поинтересовался я.
Голова после полёта гудела, ноги не чувствовались, стиснутые долгое время передним креслом.
— Надеяться ты, конечно, можешь на всё что угодно, — проговорил он. — Но только ради тебя плотину в центре города построить как-то не догадались, придётся проехать ещё километров сто пятьдесят.
— Сто пятьдесят?
— Ничего! Уж столько пролетел, теперь только самый хвостик остался! — проговорил парень. — Я тоже ночь сегодня не спал, да и никто почти не спит у нас сейчас.
— Почему это? — удивился я.
— Увидишь! — лаконично ответил он.
Мы влезли в автобус, все места были уже заняты, пришлось стоять. Автобус ехал по городу, по длинной улице вниз, потом он выехал в степь. Пологие холмы, расходящиеся по сторонам, были покрыты ровными полосами: полосы зелёных всходов, полоса рыжей, нераспаханной земли.
— В чём дело? Почему так? — тоном начальника поинтересовался я.
— Полосами пашут, чтобы не было пыльных бурь, — ответил он. — Если всё распахать подряд, пылью всё станет и в небо улетит.
— Ясно! — я важно кивнул.
Потом вдруг рядом с автобусом появился табун лошадей, впереди него скакал на белой лошади узкоглазый мальчик, моих примерно лет. Некоторое время он упрямо держался вровень с автобусом, не отставал, потом, когда всё-таки отстал, яростно ударил кулаком себе по колену. Ну и характер!
Читать дальше