Валерий Попов - Любовь тигра [Повести и рассказы]

Эх, сеструха! Спокойно! Ни у кого и никогда нет никаких врагов — мы себе делаем их сами!

И вот уже квартира наша превращается в поле боя. Я выставляю из средней комнаты, где теперь сплю, лишнюю ржавую сетку-матрас в прихожую — Эльвира с грохотом задвигает ее обратно! Я, рассвирепев, что редко бывает, снова выдвигаю ее — она задвигает обратно. С жутким неприличным грохотом сооружение это, словно специально рожденное для грохота и скандала, падает... и мы с Эльвирой стоим лицом к лицу, сжав зубы и стиснув кулаки... вот, пожалуйста — готов: негодяй, который не думает о благе семьи, а также и о родной сестре, а только лишь о своих удобствах! Потом негодяи будут встречаться ей еще долго, в ее длинном мыканье по коммунальным квартирам. Но воля ее, упорство, агрессивный ее ум не пропадут втуне — она займется библиотечной работой, и поднимется в ней.

Когда приезжает из Москвы мама — Эля приходит, и я слышу, входя, ее насмешливо-напряженный голос:

— Ну что ж ты хочешь — нигде ничего же нет! Ну — это и естественно: каждый же думает, как сделать лучше себе!

Может, она считает это суровой правдой жизни — но меня ее трактовка жизни вгоняет в тоску: если бы все было так безысходно и буквально, жизнь давно бы закончилась! Но разве ей объяснишь! Она ядовито кивнет, подожмет губы, и скажет: «Ну что ж — ты всегда был эгоистом, и думал только о себе — поэтому и не можешь создать ничего крупного!» Под «крупным» подразумевается то, что давно уже знают и повторяют все, в том числе и у нее на службе, в чайном закутке: «Разве могут что-либо крупное написать нынешние писатели?!»

Ну да... конечно!

Я согласен с ней, что жизнь сурова. Она — зеркало, которое глянет на тебя с тем же выражением, с которым ты заглядываешь в него!

Но Эля — уже взрослый, самостоятельный человек — и стихийно, я думаю, она выбрала абсолютно правильный для себя способ мышления и поведения. Она «житейски мудра» — и жизнь дает ей достаточно пищи для подтверждения именно ее мудрости... в жизни есть все, что угодно!

Когда-то мы, надеюсь, и соединимся духом.

Младшая сестра, Оля, была долго мало замечена мной — в детстве смотришь вперед, а не назад — а Ольга по возрасту и по жизни позади. Первое, что явственно помню: я, как старший и более умный, уже переболел скарлатиной, и уже вышел из больницы, сильный и умудренный — а Олька, как и положено младшей, загремела туда вслед за мной, глупая и наивненькая: я-то уже знал, что ничего там хорошего нет, и выдержать больницу могут только сильные, крепкие мужчины... а она-то, дуреха, зачем попала туда? И вот — утро, когда ее выписывают из больницы. Меня это не интересует, я эгоист, и втайне этим горжусь: эгоисты способны на многое, на что обычные люди не решатся! Я деловито сбегаю с лестницы по своим неотложным делам — еще буду я сидеть и ждать сестренку — соплячку-несмышленыша! Обойдутся и без меня! И сталкиваюсь со входящими во двор мамой и Олькой. Мы не виделись давно... но, наверное, не только поэтому мы смотрели друг на друга, словно впервые... видно — просто пришел момент нашей встречи и знакомства.

— Вот... а мама мне блокнотик купила! — Олька, вздохнув, перелистывает крохотный блокнотик. Я смотрю на аккуратную белую косыночку, чуть торчащую из-под капора, на стриженные по-больничному серенькие волосики. Олька смущенно улыбается — между передними зубами щелка... С тех пор я вижу и чувствую ее.

Добрый характер у нее сохранился и помог ей. Ну — не поступила сразу в институт, хотя сдала хорошо — ну, проработала год регистратором в поликлинике — а потом поступила! Что ж делать — не все же сразу! Правильно! Некоторое ее «правильное занудство» бесит меня: «Ну, Валера, ведь ты же обе-ща-а-л!», «Ну, Валера, ну как же ты можешь?» — но это занудство обычно направлено к хорошему, позитивному — занудство напоминает, чтобы я позвонил, сделал что обещал, совершил что-нибудь приятное для кого-то... Что я должен кого-то проучить, кому-то сказать суровую принципиальную правду в глаза — этого она никогда не просит — характер не тот.

Постепенно именно вокруг нее и составился оплот уюта и доброты: муж Гена, серьезный мужик, Танюшка, отличница и одновременно озорница... да и мама в последнее время все больше любит согреваться возле нее.

Не знаю, как складываются жизни... но дано каждому разное — умнее этой банальной истины ничего сказать не могу.

Заканчивая главу про свою семью, я хочу все же закончить ее на радостной ноте — несмотря на все трески и громы, семья наша живет, хоть и в разодранном виде, но живет — любовь выдержала и не погибла, не превратилась в ненависть и войну — как это бывает там, где господь отпустил меньше благодати.