— А куда же ты денешься? — усмехнулся директор.
...А вот куда! Не ожидал?
От бабушки ушел, и что самое приятное — и от дедушки тоже ушел! Этот дедушка после отказа моего вводить в картину танки стал планомерно сживать меня со света.
До этого славного дедушки доставал меня только сосед-рэкетир, который дико почему-то переживал, что никак все не мог мне доказать, что он лучше меня живет — каждую ночь приходил.
— Ну что — не поздно? — нагло так спрашивает.
— Нет, нет! — отвечаю. — Самое время! Как раз только что лег! Заходи!
— Ну, как ты живешь? — начинает. — Ничего же у тебя нет!
— Ну да. Ничего...
— А чего же ты улыбаешься?
— Да так... Сон сейчас приятный смотрел.
— Снами питаешься?
— В основном, да.
— А реальность, значит, не волнует тебя?
— Ну почему?
— Так что, конкретно, у тебя есть?
— ...Ничего.
— Ну хорошо. Даю тебе двести одиннадцать.
— Чего?
— Неважно. Двести одиннадцать... и помножь на сорок.
— Не хочу!
— Как — не хочешь?
— Так.
Уходит. Через час — снова звонок.
— Ты знаешь, какая у меня сантехника?
— Японская?
— Да — формально, да. А на самом деле — бери повыше!
— Так какая же? Марсианская?
Но в общем-то он не очень меня изнурял. Тяжелая жизнь, как я понял, была как раз у него. Ежедневно! — своему тренеру по теннису платил пятьдесят рублей за час тренировки, и еще пятьдесят — чтобы на тренировку эту не приходить. Разволнуешься...
Так что с соседом мы жили довольно мирно, но вот когда за дело взялся старичок-боровичок... другой уже опыт, другая хватка...
Писал я в ту пору на телевидении детскую передачу, и главный в ней постоянный был персонаж по имени Метр с кепкой. Гном! Главным моим кормильцем был! И дети любили. И вдруг вызывают меня в серое здание.
— Вы что — не понимаете, чему вы учите детей?
— Чему? Сказочности!
— Вы думаете, здесь люди глупее вас сидят? Думаете, мы не понимаем, что вы этой как бы сказочностью прикрываете?
— Что?
— Не понимаете?
— Нет.
— Что ж мы, не понимаем, кто такой у вас «Метр с кепкой»?
— А кто? Персонаж...
— Ах, персонаж. А почему же тогда «Метр»? И почему — «с кепкой»? Случайное совпадение?
— Ах вот вы о ком!!! Ей-богу — не думал! У вас свой «метр с кепкой», у меня — свой!
— «Метр с кепкой» только один!
— Так что же мне теперь?
— Если не хотите более крупных неприятностей — придется прекратить!
Так лишили меня последнего средства к существованию. Знакомые спрашивали легкомысленно: «Куда же твой «Метр с кепкой» девался — дети любили!»
Мало ли что — «дети»! Снова на киностудию — сдаваться пошел. Режиссер, прогрессивно-кожаный, увидев меня, объятья раскрыл — но пробежал почему-то мимо меня, и какого-то другого совсем — горячо обнял. Меня и не признал... потому, наверное, что мы с ним, в основном, в темном зале общались. А фильм тот вышел — доделал я его — но показан он почему-то нигде не был. Кожаный потом слух пустил, что якобы из-за небывалой смелости, очевидно, из-за моей, не выпустили картину, видно из-за того, что я танки не захотел ввести. ...Унылая история.
Потом, правда, еще был звонок:
— Хотите написать со мной многосерийный слюнярий?
— А вы кто?
— Не имеет значения!
— ...Сценарий?
— Нет. Слюнярий!
— Слюнярий не хочу.
Не вписался. Да это и мудрено. В самого себя вписаться — и то нелегко.
После того уже пытался работать швейцаром, в собственном доме.
— Милости просим, милости просим! — низко кланялся. Ни копейки не давали! Тогда я по другому решил пойти. — Мест нет! Говорят вам — мест нет! — всех выталкивал. «Как это — и дома мест нет?» Избили.
Нет, видно никогда не приспособиться мне к халтуре!
Ведь еще в третьем классе Марья Сергеевна, помню, говорила: «Нет, все-таки, как ни смотри — нет добросовестней этого Попова!»
Это она после того, как на меня двоечник Астапов по дороге домой напал, а я все равно на следующее утро с учебниками к нему пришел. Было! Да так все, в сущности, и осталось... За что же муки? И даже тут, после всего — снова они! Что я еще могу сделать? Все! Исчез!
Какие страхи мне еще тут страшны, после того, как я однажды с отчаяния согласился биографию знатного революционера писать? И семь раз все по новой переписывал, потому, что каждый раз внезапно его новая могила обнаруживалась!.. Семь могил! Попробуй с ним сладь!
А еще — переводами с несуществующего промышлял: «Войди, о войди в мой дом, где одиночество варит свой суп!» А сам все это время лишь о еде, естественно, и думал. «О, студень ваших глаз и котлеты ваших рук!»... «Джулия!.. Жду ли я?»... «Удавы! Куда вы?! — это уже жизнерадостные стишки для детей...
Читать дальше