Валерий Попов - Любовь тигра [Повести и рассказы]

Все вот так вот... а почему бы и нет? Вселенная таинственна и своевольна — спасибо и за то, что мы каким-то чудом ходим по плоскостям, а не карабкаемся по обрывистым стенам!

Двор постепенно становился уютным, теплым, движение солнечных отражений от окон послушно показывало время, когда нужно ждать прихода родителей, когда самому надо собираться домой.

Помню, как я выскакиваю из-под холодной, ведущей во второй двор, темной арки, хранящей зимний каменный холод, в солнечный, теплый, сверкающий окнами двор, и вижу улыбающуюся бабушку с кошелкой, в легком светлом платье, со старческими коричневыми пятнами на сморщенной коже, приговаривающую радостно:

— Чего ж ты вырядился-то так (в черную колючую курточку) — раздевайся, ведь лето уже!!

Думая о людях, которые умерли, исчезли навсегда и теперь, наверное, не чувствуют уже ничего, — я стараюсь вспомнить, представить те радости, которые были у них в жизни. Думаю, что эта встреча в солнечном дворе с внуком уже делает жизнь бабушки небессмысленной.

Бабушка тоже осваивала пространства, но другие, чем я — и жалея ее, ушедшую из жизни, я думаю с надеждой о том, что и ей было подарено напоследок удовольствие, — осваивать город, наш красивый район. Я помню, как она деловито-довольно рассказывала родителям, вернувшимся с работы, об увлекательных своих похождениях: «...На Мальцевский ходила» (на Мальцевский рынок), «...У Водников брала» (в магазине водников на углу Кирочной и Чернышевского). Красивый, чистый, с разными магазинами город был подарен ей напоследок — значит имела в жизни она сумму счастья, положенную всем!

Странно, но кроме впечатлений и запахов дома, других ощущений я не помню, почти не помню возрастных изменений, впечатлений от изменения жизни, от хода времени, — я словно оцепенел на одном — остальное, если и шло, то как-то стороной, не задевая меня. Не могу, увы, привести никакого другого объяснения, кроме мысли, высказанной, вроде бы, Батюшковым — фраза весьма нескромная, но крайне точная: «Гений нелюбопытен». Точнее — его интересует лишь то, что его действительно интересует, интересует горячо и страстно, до полного оцепенения — все же остальное, что считается любопытным, чем принято интересоваться, его не интересует совсем. Потому удивительно мало могу вспомнить и сообщить о внешней жизни — мой остров, как и ранее, поглощал меня полностью. Прочие вещи — наверное, очень важные: сколько зарабатывали мои родители, какое положение — богатое или бедное — мы занимали, любимы ли и популярны среди окружающих были мои родители, а значит и я — эти вопросы, которые должны казаться главными при вхождении в жизнь — меня не волновали совсем, я абсолютно (что казалось, наверное, тупостью) не интересовался ничем подобным.

Наблюдения рябых отражений стекла по асфальту двора, освещенного солнцем стула с мотком шерсти на отполированном деревянном сиденье странным образом хватало мне для того, чтобы чувствовать день полным, а себя — счастливым.

Эта замедленность, оцепенение, наверное, пугали родителей — ведь им, наверняка, казалось, что я не думаю ни о чем — мои оцепенения были еще далеки от того, чтобы их можно было расшифровать словами.

Впрочем, какие-то люди, ребята постепенно начинают шевеление вокруг — из всех дверей, сначала робко, выползали они, а потом, соответственно данным, занимая тот или иной этаж власти во дворе — помню, я удивительно робко и безвольно пропускал их всех, включая малолеток, к славе и влиянию, с облегчением уступая им все лавры.

С изумлением (но уже и с каким-то азартным интересом) я наблюдал, как почти что приятель (Генка Матвеев), с которым я встретился накануне, разоткровенничался и почти что подружился, вдруг становится — при появлении главарей — резким, насмешливым, сплевывающим каждую минуту, и демонстрирующим на мне свою силу и превосходство, дабы считать себя числящимся вверху. Потом он снова был добрым и откровенным — пока мы были одни.

Однако, должен сказать, что никакой напряженной, твердой вражды с появляющимися вокруг людьми у меня не было... Трудно враждовать с облаком, далеким и неощутимым. Столкновения были, но я не проявлял в них ни малейшего упорства и как предмет для столкновений не котировался, поэтому ощущаю рядом со мною теплое, дружеское окружение.

Не знаю, чем мои соседи по двору интересовались — займись я тем же, мы могли бы стать и врагами — но их помню, в основном по совместным блужданиям по темным, бесконечным, закрытым пространствам нашего дома — эти продвижения в неизвестности одинаково цепенили душу всем нам, и было не до вражды, а — лишь бы почувствовать рядом человеческое дыхание.