Валерий Попов - Разбойница

Паншин, сам не сразу сообразив, что к чему, вытащил из жилетки радиотелефон, поднёс к уху:

— Аллё... — некоторое время он растерянно слушал. — Тебя требуют! — он почему-то испуганно уставился на меня.

— Меня... кто? — я протянула руку к трубке.

— Нет... не так, — он отдёрнул трубку. — Выйти требуют... на переезд!

Наверное, те самые, что встречали трубой!

— Не робей, девонька! — приободрился Рябчук.

— Сама разбирайся со своими амбалами! — взвыл граф.

Я накинула свою кунью шубку.

— Прощайте, Крепс!

И вышла.

— ...Эта? Да, не утонет и в синильной кислоте! — донеслась до меня из форточки лестная характеристика, данная шефом... Спасибо, барин!

Издалека, нарастая, приближался стук поезда, то проваливаясь словно в яму, то снова возникая, все громче и ближе.

Пора!

Я вышла к переезду. Никого! Только тихо летели откуда-то сверху кристаллики, успевая повернуться синим-красным-зеленым.

Никого!.. Но мне много и не надо. Из всех амбалов земли меня уже волновал лишь один — тот амбал, что сидит за штурвалом электровоза... да будет рука его тверда... возвышенный стиль... полная боеготовность к перелету!

Я поднырнула под трубчатую ограду, повернулась налево. Из тьмы катился ревущий зверь, прожектором пожирая снежинки. Сожрёт и меня! Вагоны зашаркали у самого лица — я даже чувствовала шероховатость обшивки... Ну! Какой-нибудь выступ... обломанная палка! Помогите же мне — силы мои кончились!

И вдруг за поездом поднялось какое-то яркое зарево и стало вспышками меж вагонов светить мне. Потом раздался нежный протяжный звук клаксона... Кто-то ищет меня! Я быстро отвернулась от поезда, и в тот же момент скатившееся и криво застрявшее на платформе бревно шаркнуло занозами по щеке!.. Ещё бы мгновение! Поезд, рявкнув, оборвался, и я упала на рельсы. Потом, обтерев снегом саднящую царапину на щеке, я встала на колени, пытаясь понять, что же так светит? Слегка придавливая свет ладошкой, я наконец разглядела две фары. Потом из света вышел ко мне молодой красавец в белом костюме и с чёрными, словно бы влажными, локонами до плеч.

Он подошёл ко мне, осторожно поднял. Глаза его были как васильки. Мы стали смотреть друг в друга, и оба почувствовали, что тонем!

Наконец-то мы встретились! — проговорил он.

— Извините, у вас щека расцарапана! — он указал тонкой белой рукой.

Я только кивнула, от волнения ещё не в силах ничего сказать. Он распахнул дверь своего чероки — тяжелого бронированного домика на колесах, — потом с мелодичным звоном открылась бархатная синяя дверца в сиденье, и там в волшебной шкатулке сверкали граненые бутылочки, сияли разноцветные вина и сидел крохотный Дед Мороз — всё как и положено в волшебную новогоднюю ночь. Кругом была тьма — и только светилась эта волшебная дверца.

Он выбрал плоскую тёмную бутылочку, поднёс к моему лицу.

— Зажмурьтесь!

Едкая душистая пыль прилетела на рану.

— С-с-с! — сладострастно зажмурилась я. — «Мияки и сыновья»?

— Вас не обманешь... Зато теперь не будет гангрены! — улыбнулся он. — Если не возражаете, — он сделал приглашающий жест.

Я села в бархатное полутёмное, освещённое лишь шкалой управления нутро машины — и наконец-то расслабилась! Натекало блаженство.

— Я, собственно, к вам официально... как к самому умному человеку «Балтиктура»! — улыбнулся он.

— Но не работать же в новогоднюю ночь! — сладострастно проговорила я.

— Безусловно! — я почувствовала на щеке его горячее дыхание, и мы куда-то полетели.

Когда я открыла глаза, мы плавно катились по снежной тропинке среди высоких елей, дающих от луны длинные зелёные тени.

— А мы сможем отсюда выбраться? — встревожилась я.

— Ни-ко-гда! — произнёс он.

Мы забуксовали на краю полянки с высоким искрящимся снегом. Посередине её стояла одинокая ель, упирающаяся прямо в луну.

— Меня зовут Аггей! — повернувшись, отрекомендовался он.

— Аггей? — слегка удивилась я.

— Прихоть родителей! — добродушно улыбнулся он.

Он включил все четыре мощные фары — сине-красно-зеленые снежинки засверкали ярче игрушек!

А ещё говорят, что богатые люди скучные и скупые! В своих ботинках тончайшей итальянской кожи, больше похожих на перчатки, он подбежал к ёлке, поставил на ветку Деда Мороза, потом вместо гирлянды забросил шерстяной клетчатый шарф, а ещё выше — серую кепку, оставшись на трескучем морозе в одном лишь костюме. Потом он вернулся, утопая в снегу, вытащил из волшебного ларца бутылку шампанского и через плечо, не оглядываясь, шнырнул её охлаждаться в пушистый искрящийся снег.