Валерий Попов - Разбойница

Я преподавала аэробику в клубе «Маяк» — там была и сауна, и массаж, ходили богатые тётки, и кое-что удавалось иметь, но всё равно жизнь была какая-то безнадёжная. Продукты надо было доставать по знакомству, и их было всё меньше. Артур часто болел.

Однажды — то была встреча восемьдесят восьмого года — мы оказались за абсолютно пустым столом. Артуру нездоровилось, он хныкал. Игорь надменно молчал: кто-то должен был его всем обеспечить, но не сделал этого. Лидия Серафимовна сидела, поджав губы. Конечно, при другой жене у сына было бы всё!

Я, как была в платье, пошла в туалет: кроме других прелестей у нас в Песочном ещё и туалет во дворе. Вдруг я увидела во мгле, что у нашей ограды стоит какой-то микроавтобус. Я пошла к калитке. От машины приблизился высокий, элегантный, смутно знакомый парень и молча протянул красивый полиэтиленовый пакет. Я заглянула туда: там была бутылка тёмного коньяка, возвышался серебряный купол шампанского, торчала палка сухой сморщенной колбасы, в глубине косо лежала банка икры, сверкали фольгой шоколадки в виде разноцветных игрушек. Я вдруг почувствовала, что горло моё дёргается. Тут я узнала и посланника: это был шофёр Льва Исааковича, глухонемой красавец!

— А где... Дед Мороз? — едва выговорила я.

Глухонемой кивнул на машину. Я подошла к дверце.

Исаакыч, толстый и седой, морщился за стеклом. Он опустил стёклышко, и мы поцеловались. Всё это происходило в сиреневой деревенской мгле.

— Надо же, чтобы хоть ребёнок порадовался Новому году! — взволнованно проговорил Исаакыч.

Он стал заезжать за мной в «Маяк» после аэробики. Делами он вроде бы двигал большими, но так веселиться и гулять, как в Венгрии, уже не получалось. Он занимал теперь какую-то официальную должность по торговле и появляться с кем попало не годилось.

— Там засветка может получиться! — кряхтел он. И такие «засветки» грозили везде. Наши «стычки» теперь, в основном, проходили у его знакомого художника Сурена, у которого он заказывал какие-то торговые этикетки. Сурен, худой и слегка зеленоватый, получив компенсацию, уходил на полчаса к соседу-художнику, возвращался, качаясь, изрытая хулу и насмешки. Но, в общем-то, так получалось, что мы его появления даже ждали.

— Эхе-хе! — кряхтя, поднимался Лев Исаакович. — Мне теперь нужно, чтобы постель был мягкий и теплый!

— «А баба холодная», — про себя добавляла я.

Потом мы перестали ездить и к этому безумному Сурену: с Исаакыча было довольно и того, что я изображала страсть в машине, при неподвижно сидящем истукане за рулем. Представляю, сколько у него накипело за это время!

Со всех этих рандеву я возвращалась не поздно и с коробками продуктов. Артур рос болезненный, но умный.

Но мне осточертел мой муж. Эти лысые романтики в грубых свитерах, якобы идеалисты, а на самом деле бездельники, всем уже надоели, но не понимали этого и по-прежнему себя считали солью земли. Я сказала Игорю, что хочу поступить в университет. «На какой же факультет»? — «Филологический». — «У тебя что, связи»? — Он двусмысленно усмехнулся... а знал бы всё, усмехнулся бы трехсмысленно! Как я устала уже от бесплодной его многозначительности!

Я разыскала Исаакыча, который командовал теперь Стройуправлением № 5, и рассказала о своей мечте. Он долго изумлённо смотрел на меня, потом вымолвил:

— Я всегда говорил, что ты гениальна! Почему ты появилась именно в этот момент, когда, по идее, уже поздно... Но! — он снова изумленно покачал головой, — как раз сейчас мы красим фасад университета, здание Двенадцати коллегий... и я как раз завтра собираюсь заявить, что дальше на прежних условиях мы не красим!

— Неужели... это ради меня? — мои глаза радостно вспыхнули.

— Не валяй дурочку!.. Если бы только ради тебя! — он вздохнул. — Ты ангел! Остальные, увы, намного ужасней! Но что делать? Университет всё ещё котируется... как ярмарка невест! — он взял уже трубку, потом, вспомнив, повернулся ко мне: — Какой язык ты хочешь?

— Французский! — почему-то произнесла я и в эту секунду определила свою судьбу.

Я замечательно окончила университет, но, так как французских мест сразу не было, два года преподавала русский язык и литературу в школе на Басковом — «гимназии Волконских», которую, кстати, с медалью окончила Крупская — портрет её ещё висел... Неужели сняли? За это скучное школьное время у меня было каких-нибудь полтора знакомства, не считая Исаакыча. Но зато вместе с учениками крепко невзлюбила литературу, особенно Толстого! Надо же, — за страсть толкнул бабу под поезд. Размахался граф!