— Они просто нам завидуют. Мы их выше, — мудро сказал Фома.
Процесс вошел в привычную колею, то есть стал неуправляемым.
— ...фильм только испортил роман!
— ... а Аська что? Вернулась в Россию верхом на Довлатове!
Привычный разговор. И все — я оглядел стол — седые уже!
— Все! Уходим! — поднялся Фома. — Надо же хоть одно дело в жизни довести до конца!
— Запомните нас такими! — сказал я друзьям.
Мы добрались до благословленных мест, правда, на троллейбусе.
— Неужели это она? — Фому захлестывали эмоции, обостренные алкоголем. — Могли ли мы тогда, в душном сумраке советской ночи даже мечтать о таком? Извините, вы... действительно?
— Действительно, действительно, — смерив нас безрадостным взглядом, пробурчала она. — Вас двое, что ли? Тогда с наценочкой.
— Это сколько же? — хорохорился Фома.
Она назвала.
— Ну ничего! — успокаивал его я. — Если разложить на четыре листа фанеры, то получается, что он вздорожал каждый всего на двести рублей! Это недорого. За свободу надо платить. Я вообще остаюсь без фанеры — и то ничего!
— Ну хорошо. Поехали! Где тут взять автомобиль? Поднять руку? Ну так подними!
— Только деньги дайте сейчас! — потребовала дама.
— Не курите, пожалуйста! — водитель нам попался строгий.
— Это почему? Мне кажется, мы оплачиваем ваши услуги! — куражился Фома.
Дама угрюмо куксилась в уголку.
Дело явно не загаживалось. Резко подорожавшая вдруг фанера стояла перед его глазами и застила все.
— Долго еще ехать-то? — поинтересовалась дама. — Время у меня отмерено — ровно час!
— Да-а... Сусанна и старцы! — Фома стал вдруг хохотать. — Сусанна! Последний призрак свободы!
— Но они, как мне помнится, оклеветали ее!
— Да! И мы занимались этим всю жизнь! Но с этим покончено!
Сусанна явно шалела от таких клиентов.
Наконец мы вошли в дом и застенчиво сели на диван, как на скамейку на деревенских танцах.
— Вы не могли бы пересесть! — вдруг стеснительно попросила она. — Вы — сюда, а вы, наоборот, сюда.
— Это почему же? — сразу вскипел Фома. Настроение его не нравилось мне. Кураж в нем явно брал верх над сексом. Если он был.
— Ну у человека свои профессиональные навыки, — пытался я его утихомирить. — Трудно тебе?
— Нет, пусть она объяснит! Хватит уловок и лжи!
— У меня время отмерено, — проговорила Сусанна, — ровно час!
— Мы, кажется, оплатили это время и можем делать что хотим, так что прошу нам не указывать, как себя вести!
— Так, ну если ты настроен поговорить, скажи, почему ты на пенсию ушел? Тебя же ставили начальником редакции?
— Именно поэтому, что мне надоела ложь. В те времена я считал ее мрачной необходимостью, но сейчас? Общий цинизм достиг апогея, и я не могу выносить, когда мне указывают, какую часть правды я должен говорить! Самая страшная ложь появилась в наши дни, она как бы целиком состоит из правды! Но не из всей!
Дальше пошла взволнованная исповедь. Сусанна скучала. Когда времени осталось минут пять, я вызвал-таки его на кухню.
— Извини. Маленькое отступление. Мы, вообще, собираемся прикасаться к ней?
Оскорбленный, что ему заткнули рот, Фома ответил холодно:
— Мне все равно. Если хочешь — ты и прикасайся. А мне она не нравится: не врубается в то, что я говорю!
— Мы за этим ее позвали?
— Ах да! Конечно, Некрасов и Достоевский заинтересовались бы ее нелегкой судьбой и все описали. Но мне кажется, она пришла к этому делу сама, абсолютно сознательно!
— Я бы не назвал ее отношение к делу таким уж сознательным, — вздохнул я. — Ну ладно.
— Ну... кончили? — насмешливо проговорила она, когда мы вернулись. — Тогда я пошла.
— Могу я позволить себе такое... хотя бы раз в году? — проговорил Фома. — Делать и говорить то, что мне хочется?
— Видимо, да. Хоть ты и отказался от высокооплачиваемой работы, но, видимо, да.
Я вежливо проводил ее до двери.
— Извините, — пробормотал я.
— Так я ж понимаю, интеллигентные люди, — успокоила она.
— Она была нужна нам... как затравка! Щи из топора! Как дрожжи свободы! — он хорохорился, но постепенно пыл его угасал. Видно, свобода должна быть дорого оплачена, пусть даже из своего кармана, лишь тогда она по-настоящему пьянит! А когда деньги и силы кончились...
Мы еще успели к друзьям.
— Так быстро? Ну? Хотя бы чокаться с вами не опасно? — издевались товарищи. Но Фома был горд, улыбался снисходительно. Я тоже.
— Так и сидите тут?
Наутро я провожал его на огород. По пути мы заехали за фанерой, принайтовали ее к багажнику, четыре листа. Концы веревок свисали, как флаги... Поражения... или победы?
Читать дальше