Валерий Попов - Запомните нас такими

— Прям с ведрами? — игриво проговорила она.

И тут (если это был сутенер, то довольно странный) амбал выскочил из-за амбара с колом и жахнул по-нашему багажнику, фактически вмяв его.

— Ой! — как бы испуганно проговорила красавица и поплыла.

— Уверен, что у него брат-жестянщик починяет кузова! — сказал я, когда мы отъехали на приличное расстояние. — Но как его найти?

— Обойдемся! — сухо проговорил Фома, видно, прикидывая, во что обойдется наш загул.

И вот третья попытка! Последняя, давшаяся нам особенно тяжело, — сколько лжи, унижений, скаредности стоила нам ее подготовка... Из последних сил! Тем более мы не имеем права на ошибку.

— Все! Поехали! — не допив чай (меня слегка подташнивало), твердо произнес я.

— А может, того... слегка поправимся? — предложил вдруг Фома.

Я оцепенел.

— Что ты такое говоришь?! Я ослышался? Как же ты после этого будешь вести машину?

— Куда?

— Ну если ты не помнишь куда — нам лучше расстаться!

— Я помню все... но на машине не поеду!

— Ты посмотри на себя. Ты пожилой огородник! Курточку получше ты не сообразил надеть? Кому нужны пожилые огородники, рассуждающие в минуты близости о мохнатой жужелице, медведке, тле, опустошающей грядки? Ты сообразил? Только машина может нас спасти, придать нам хоть какой более или менее завлекательный статус — в машине нас не видно с головы до ног.

— А ты ее видал?

— Кого?

— Машину.

— Смотря какую.

— Тогда выйдем во двор.

Мы вышли.

— Ну что же... вполне заслуженный «форд».

— Это не наша машина, старик. Вот наша машина! — он указал на облупленный голубой «Москвич» с ржавым багажником наверху, обмотанным грязными веревками.

— ...Это твоя машина?

— Это наша машина, старик! Ты, наверное, уже забыл, что в прошлом году я попросил тебя оформить машину для меня на свое имя. Это наша машина.

— ...Ну и на что же ты на ней рассчитываешь?

— Мы рассчитываем, мой друг!

— Но ты не мог взять другую?

— Н-нет. Я и так с трудом смог убедить мою супругу, что еду за фанерой для починки туалета!

— Можешь поздравить себя — впервые в жизни, пусть невольно, ты сказал чистую правду... Но где же фанера?!

— Наши планы неизменны, старик!

— Представляю, как она будет вставать парусом, когда мы гордо выедем на проспект!

— Фанера никуда не уйдет — это наша крыша, прикрытие. Под ней мы можем что угодно творить!

— Думаю, что никто и никогда за всю историю шпионажа не работал под лучшим прикрытием, чем мы... и столь безуспешно!

— Ну почему ты так жесток?

— Поехали!

— На ней?

— А у нас что, есть другая? Иначе через полчаса ты непременно напьешься, и операция будет провалена.

— Ты прав! — проговорил он прочувствованно. — Садись!

Мы выехали на Невский. Машина шла толчками, словно он толкал ее рукой.

— Все! Хватит лжи, ханжества, лицемерия! — хорохорился он.

— А куда, кстати, ты едешь?

— Это я должен спросить у тебя — ты же занимался теоретической частью!

— Я?

Собрав все имеющиеся в голове сведения, я доложил, что по агентурным данным (впрочем, не проверенным) петербурженки стоят на Суворовском, Старый Невский же оккупирован приезжими из Киришей, Лодейного Поля.

— С некоторых пор я не доверяю селянкам. На Суворовский! — решил он.

На Суворовском, накаленном солнцем, текла мирная обывательская жизнь: плелись старушки с кошелками, и лишь всего несколько человек уже успели напиться.

— Как всегда, дезинформация! — кипел Фома.

— Вам, журналистам, виднее!

— Прошу не тыкать носом в грязь! Я не мальчишка!

К тому же мы почему-то никак не могли проехать с оклеветанного Суворовского на манящий Старый Невский — он свернул где-то не там, и теперь мы блуждали, несколько раз утыкались в один и тот же забор, на котором было намалевано сладкое слово «ФАНЕРА».

— Ну что? Сдаемся? Это судьба! Фанера, может, дешевая?

— Нет! Ты забываешь, мой друг, что мы, возможно, в последний раз видим солнце свободы!

Но солнце свободы засветило нам полным светом лишь в пивной, куда мы собрали друзей, но от планов своих мы не отказывались, о чем твердо заявили тут же. Прекрасно летним днем оказаться в пивной с друзьями!.. Может, в последний раз.

— Советую вам для этого дела псевдонимы взять — все-таки вы известные в городе люди! — куражился наш друг-структуралист, сделавшим карьеру на Западе на искажении русской классики. — Например, Жилин и Костылин.

— Нет. Лучше Потливцев и Похотливцев! — издевался другой.