Валерий Попов - Запомните нас такими

Мы вошли в мраморный холл с кожаной мебелью и светлой деревянной лестницей на второй этаж.

— Ваша комната наверху...

Мы стали подниматься по лестнице. Я озирался. Взгляд скользил по сияющему деревянному полу второго этажа, коридоры расходились во все стороны, заканчиваясь стеклянными террасами, полными цветов. Да-а... сегодня еще я ехал в душном питерском метро, и вот — сегодня же — здесь. Ну и день! Самый длинный — и самый непохожий на все, что было раньше со мной.

— Располагайтесь. — Он приоткрыл тяжелую деревянную дверь. — Скоро приедет жена, будем обедать.

— Я бы хотел принять ванну.

— Там все это есть, — улыбнулся издатель.

Там действительно было все. Потом я рухнул на широкую койку. Какой удобный, мягкий матрас! Какой воздух льется из окна!

Потом — этот бесконечный день наконец-то клонился к вечеру — мы обедали на террасе, выходящей на «бэк-ярд» — задний двор, стриженую лужайку, окаймленную седыми ивами. Стройная, моложавая жена (мать троих детей!) хлопотала над «барбекю» — американской шашлычницей. Становилось сыровато, прохладно, и мы надели свитера. Дневная усталость стекла с нас. Хозяин тихо наслаждался: большой, удобный дом, веселая, бодрая жена, трое ладных сыновей в возрасте от шестнадцати до года. Жена подала шашлык, и мы выпили по рюмочке русской горькой. Оказывается — вот и так наши тут живут!

Судя по тому, как и где живет мой издатель, издательство — особенно русских писателей — отнюдь не главный его бизнес. Уехал из Москвы, как он сказал мне, лет десять назад... и вон как поднялся!

Да, москвичи — это вам не петербуржцы. Разница чувствуется даже в Америке... причем в Америке особенно. Он часто приезжает в Россию — бизнес его как-то связан с нами. Выходит, и от России, — я снова огляделся, — может быть немалый прок?

...А еще говорят, что в Америке не поют птицы! Недавно наш классик, долго проживший в Америке, жаловался в интервью знаменитому нашему режиссеру, что в Америке не поют птицы. В ту ночь я буквально проклинал себя за свою доверчивость, а заодно и птиц. Пели не смолкая, посменно — одни... после другие... а вот это, кажется, соловей.

Потом я слегка задремал — и проснулся от дикого вопля. Кто-то кому-то явно перегрызал горло, и тот вопил, захлебываясь кровью... Еще одна особенность загадочной американской жизни, подумал я.

— Поют! Еще как поют! — улыбаясь, подтвердил хозяин, когда мы завтракали на кухне, копирующей кухни римских патрициев. — Друзья приезжают на уик-энд из Манхэттена — не могут спать! А мы уже как-то привыкли, спим!

До этого я наблюдал из окна благостную картинку американской жизни: сначала мама увезла на своей машине среднего сына, потом старший сам уехал на своей. Младший, веселый и кудрявый, сидел с нами на стульчике с подставкой для тарелки, и интеллигентная няня (бывший детский врач из Белоруссии) кормила его с ложечки. Хлопец гулькал и улыбался.

— Извините... а что за страшный крик был ночью? — не удержался я.

— А-а, — улыбнулся довольный хозяин, — это еноты подрались — сейчас у них драки. А недавно вот тут, перед террасой, двое оленей пронеслись — хорошо, что на лужайке никого не было... Нет, не ходи туда — еще сыро! — остановил он своего хлопчика и пояснил мне: — У нас тут автоматический полив лужайки — сегодня мы заказали на семь утра, еще не просохло.

Да, я слышал сквозь сон шуршанье — думал, что это дождь.

Интересно, а существует что-нибудь такое, чего тут нет?

— Поехали? — хозяин встал.

Ну что же — пришла пора отрабатывать всю эту роскошь.

Мы с моим издателем молча поднимались в его контору на двадцать седьмом этаже огромного офис-билдинга, занятого самыми разными, но в основном солидными, состоятельными компаниями. За несколько дней знакомства отношения наши как-то не потеплели. Возможно, что он считал слишком чопорным меня. Вероятней всего, нам не хватало какого-то общего знакомого, который бы знал каждого из нас как хорошего, веселого человека и мог бы как-то расшевелить нас. И вдруг — такой человек явился. На седьмом этаже лифт звякнул, двери его разъехались. Рядом с дверью, оказавшейся перед нами, сияла золотым светом доска, на которой была выгравирована надпись (даю ее в русской транскрипции): Валери Молот.

— Валера Молот? Вот это да! — поразился я.

— Вы знаете Валерия Молота? — уважительно произнес издатель.

— Ну! С юных лет! — воскликнул я радостно.

— Тогда давайте, зайдем к нему? — обрадовался издатель. Видно — он чувствовал то же, что и я: необходим человек, который бы нас сблизил.