В девяносто седьмом я снова оказался в Нью-Джерси, на этот раз у друга Саши, на солнечной террасе, выходящей на Гудзон.
— А нынче все равно, где стоит твой компьютер, все передать можно мгновенно в ту же Москву, — улыбался, разомлев на солнышке, Саша.
Я бы сказал, что не совсем «все равно». Отсюда даже лучше: мнение людей, вылезших из советского болота и рванувших сюда, ценилось выше. Там — осталось старое, а здесь — победило новое. В тот год именно Саша решал, «ху из ху» в русской литературе, и оценки его были суровы.
— У меня тут Параджанов сидел, — говорил Саша (в те годы у него бывали все: наш человек в Нью-Йорке), — смотрел за реку на Манхэттен и восхищался: «Это же горы! Кавказ!» ...А вон видишь — торчит шишечка над домами? Огромный католический собор: Рокфеллер купил его во Франции и перевез туда. Там, кстати, самый жуткий райончик Гарлема! — усмехался Саша. — А вон видишь — яркие вспышки, у самой воды? Самый крупный в Нью-Йорке мусоросжигающий завод.
Приятно было осознавать, что все это беспокойство там, вдали, за рекой... так же как и многие прежние тревоги. Приятно было у Саши на террасе тогда...
А теперь, кстати, та часть Нью-Джерси, в которую мы выехали из тоннеля, как-то тревожила меня. На железных номерах здешних машин выдавлено «Гарден стэйт» («Садовый штат»), но садом пока что и не пахло. Пахло другим. Шоссе-виадук летело над каким-то ржавым болотом с тухлой травой. И издатель, сидящий рядом, был мрачен и молчалив. Вот под нами прогрохотал товарняк, и снова потянулись хляби.
— Крупнейший завод лекарств! — наконец подал голос издатель, указав на высокие трубы за длинным забором.
Да-а. Я и сам уже что-то такое ощущал: не зря американцы между собой называют Нью-Джерси «штат под мышкой»... дышится не очень легко. Я, конечно, догадывался, что работа в Нью-Йорке с русской литературой — дело нелегкое. Но что вот таким образом обстоит дело... Куда меня занесло?
Между тем пейзаж вокруг начал меняться: замелькали маленькие деревянные домики, выстроившиеся в узенькие, трогательные «стрит», повеяло патриархальностью, покоем. Машины, разбегаясь в эти улочки, исчезали, и вот мы уже ехали в тишине.
Пошли луга, леса с мощными дубами, накрывающими своими ветвями широкие поляны. Дома попадались реже, но они, в стороне от шоссе, за газонами и клумбами, выглядели все шикарней: каменные особняки в вычурном «колониальном стиле» или в староанглийском стиле Тюдор. Вот, оказывается, что имеют американцы за свою изнурительную работу! Разумеется, настоящие американцы и — за настоящую работу. Мой издатель тоже расцвел, как и местность вокруг. Просто — я рано запаниковал — ему не нравилась, как и мне, тяжелая дорога... а здесь — все хорошо.
— Вот это, — он показал на серый каменный замок в староанглийском стиле, — наша деревенская школа! — Он улыбнулся.
Сияющая блондинка, ступив с тротуара на проезжую часть, подняла какой-то кружок на палке, и мы притормозили. Дорогу, беззаботно болтая, переходила толпа малышей. Они прошли, блондинка благодарно улыбнулась нам, и мы поехали дальше.
— Здесь, кстати, учатся два моих старших сына, — гордо сказал издатель.
— Школа частная, разумеется? — демонстрируя свое знание зарубежной действительности, сказал я.
— Ну почему же — сразу частная? — усмехнулся он. — Обыкновенная. Муниципальная. — Взгляд его, однако, выражал самодовольство.
Я огляделся. Все ясно. Действительно, зачем здесь частная, платная школа? В этом раю и муниципальная школа наверняка замечательная.
— А это, — он указал на стеклянный дворец, — гимнастический зал, мой средний сын по вечерам занимается здесь гимнастикой. Кстати, тренирует его бывший олимпийский чемпион с Украины.
Это, наверное, закономерно. Где же и быть бывшим олимпийским чемпионам, как не здесь?
— А вот это, — он показал большое здание на обрыве, над райской долиной, — наша больница.
Да, и дорога в рай тут уютная. Потом, как показалось мне, мы вовсе заблудились в лесу, ехали по узким дорожкам в буйных кустарниках, свернули еще раз, еще — и остановились у каменного замка, увитого плющом. Снова школа?
— Выходим, — улыбнулся издатель.
— Это... ваш дом? — произнес я. Мое изумление явно ему понравилось. Мы вышли. Пахло скошенным сеном. В тихой, неподвижной жаре стрекотали кузнечики... Что же такое я должен тут написать, чтобы соответствовать этому?
— Не стойте... входите. — Издатель явно был счастлив.
Читать дальше