Валерий Попов - Запомните нас такими

И вот погас свет, и Сорокин вполне простодушно продемонстрировал своим ученикам и завистникам, как легко, в сущности, все это сделать.

Немножко соцреализма — чтобы на мировом экране не перепутали с Африкой... если Сорокина ставить в ряд открывателей этого жанра, то лишь где-нибудь за Бубенновым и Авдеенко... немного китча (герой фильма — бандит), пару реминисценций из классики (потребитель должен ощущать себя знатоком культуры), сюда же пару цитат из модных философов и чуть-чуть извращенной эротики (за что с помощью Запада боролись?) — но лишь чуть-чуть, дабы не нарушить, не дай бог, хваленой западной «политкорректности». И все. Супчик готов. Мозги бандита на белой «пачке» балерины (о, рашн балет!) — пожалуй, самый лучший торговый «бренд» русского искусства — и в этом фильме он найден! Неплохо бы эти составляющие «залить кипятком» какой-нибудь страсти или идеи — но на это сил уже не хватает. Жуй всухомятку!

Я понимаю, почему последователи и любители этого жанра так быстро оказались в буфете: надо чем-то запить. Секрет приготовления «супчика» улавливается сразу, а какие-либо мысли и переживания запрещены самим жанром — так чего ж там высиживать? «Простота приготовления» такой литературы и стала, я думаю, причиной необыкновенной ее популярности у нас и на Западе. Ею очень легко управлять: чуть убавить освещения, чуть добавить навоза, и — новая разновидность. Такую литературу очень легко анализировать, просто сочинять о ней диссертации и находить на почве ее единомышленников в любой стране, словно языкового барьера не существует. С настоящим-то искусством намаешься, а шампиньоны конвертируемы легко — литературные подвалы во всех странах одинаковы, и шампиньоны одинаковы тоже.

Эти заметки мои обращены в основном к молодежи... Думай сам! «Литературным шампиньоном» ты, конечно, вырастешь быстрей — но очень скоро тебя съедят и забудут. Думай сам... Но, боюсь, всеобщее возмущение будет мне ответом: шампиньоны размножаются гораздо быстрее прочих грибов.

Уже несколько лет подряд журналом «Звезда» вручается премия имени Довлатова. В этом году ее получил поэт, прозаик, мастер веселых курьезов Владимир Уфлянд. Курьез имел место и тут: для Уфлянда получить премию имени Довлатова — все равно что Суворову получить орден Кутузова. Уфлянд (и Суворов) был раньше. Давным-давно, еще когда Довлатов, считавшийся в литературных кругах разгильдяем и неудачником, добывал первые свои сюжеты, служа в лагерной охране, — Уфлянда все уже знали наизусть.

«Сиденье дома в дни торжеств есть отвратительный, позорный жест!» — повторяли мы вслед за Уфляндом и вместе с ним в дни торжеств сидели дома, не принимая никакого участия в официальной жизни, а порой даже забывая о ней. Только он помог нам прожить мрачные годы, которые — благодаря ему — оказались вовсе не мрачными, а веселыми. И не такими уж «несвободными», как принято считать.

Прелестные были годы! И именно Уфлянд раньше всех сумел озарить весельем тот «срок», именно он раньше всех проявил свою — и нашу суть. «Помню, в бытность мою девицею мной увлекся начальник милиции. Смел, На каждом боку по нагану. Но меня увлекли хулиганы». Нас, конечно, увлекли не хулиганы — мы больше увлекались друг другом, и на борьбу с тоталитаризмом и прочую чушь времени и сил у нас просто не хватало. Помню, я в те годы не знал — где находится Смольный. И зачем он был нужен нам, если у нас был Уфлянд? Вот еще стих, который тогда был почти нашим гимном:

Стихи его начали звучать в пятидесятые годы, так что — повторюсь — не такими уж мрачными те годы были... Век такой, какой напишешь. «...Пускай он занят, как и весь Союз, от понедельника и до субботы, я все равно ни капли не боюсь, что потеряет он хоть часть свободы». Мы и не теряли. Благодаря Уфлянду. В пятидесятые годы! «Сейчас не любят нравственных калек, веселых любят, полных смелости. Таких, как я, веселый человек, типичный представитель современности!»

Потом, конечно, Довлатов, как истинный гений, сделал мощный рывок и нагнал Уфлянда, и они подружились. Но и теперь, когда я разглядываю долгую историю — уже историю! — их литературной дружбы, я уверен все равно, что скорей Довлатов должен был получить премию имени Уфлянда, а не наоборот. Взять хотя бы тот факт, что Довлатов гораздо раньше начал писать об Уфлянде, чем Уфлянд о нем: так что Довлатов премии Уфлянда больше заслуживает — но, увы! Притом — поэт писал о прозаике строгой прозой, а прозаик, говоря о поэте, порой срывался на стихи: «Приехал в город Таллин не Тито и не Сталин — поэт Володя Уфлянд (Ленинград). Он загорать мог в Хосте, но вот приехал в гости, к Далметову, который очень рад».