С тоской вспоминалась та атмосфера удивительной реальности, которая удавалась режиссеру в прошлых фильмах. А здесь — о какой реальности могла идти речь: все из музея! Сталин, продемонстрировав свою власть, посмеялся над выжившим из ума стариком, сказав несколько грубых шуток (типа «Архимед был грузин»), и пригласил нас посмеяться и поиздеваться вместе с ним, и многие его поддержали. Вот он, конец тирана! Дело лишь в том, что никаким тираном Ленин не выглядел. Боюсь, что молодежь, слабо знающая историю ВКП(б), вообще слабо понимала, за что мучают старикашку, но здоровый смех был. Молодым и красивым — а таких в зале было большинство — поиздеваться над старческой немощью всегда приятно.
Другие, более опытные, конечно, понимали, за что страдает вождь, но о том больше говорилось в других фильмах — «Ленин в Октябре», «Человек с ружьем», «Ленин в Польше», а в этом фильме веских причин для издевательств над стариком как-то не хватало.
Напрашивались лишь самые примитивные объяснения: политически-конъюнктурные. Есть анекдот про дебила, который не знает, как его зовут, но на вопрос: «Какой сейчас год?» — правильно отвечает: «Юбилейный».
«А каким будут показывать Ленина в 2001 году?» — «Убогим!» — «Правильно, мальчик!» Если уж у тебя так чешутся руки на Ленина и ты не видишь более актуальных тем, то, если ты такой смелый, возьми тирана тогда, когда он в силе, и победи его, хотя бы на экране. А плющить парализованного старикашку, да еще в 2001 году, на это много гражданской смелости не надо.
Единственное, на мой взгляд, что мог сделать гуманный режиссер, показывая умирающего, это вызвать к нему жалость. Но о жалости тут нет речи. Вспомним умирающего Ивана Ильича, которому слуга Степан целыми днями напролет держал ноги поднятыми, потому что в этой позе хозяину было не так больно. И вряд ли слуге было за что любить хозяина — но он держал. На этом и стоит жизнь. Здесь таким Степаном и не пахнет, хотя обслуги вокруг довольно, и даже любимая жена вроде бы рядом, и даже, кажется, сестра. Но здесь умирающий, загибая себе ноги, крючится сам, и никто не приходит ему на помощь.
Так надо? Таков замысел? Больше всего это напоминает знаменитое: «Собаке — собачья смерть!» А что же нам — и к тиранам по-человечески? Видимо, да — если сами мы не тираны. А может, да? Кто сказал, что эта порода людей исчезла? Так что сразу и не поймешь, после того, как фильм этот закончился: шаг ли это вперед — или два шага назад?
Понимаю, что ответ на все это — простой: фильм снят совсем не о том, о чем вы тут говорите! А о чем же? О чем-то своем? Совсем не уверен. Что-то слишком часто в последнее время Сокуров приникает к великим. Хочет позаимствовать у них величия для себя? Или, наоборот, унижая великих, поднимается сам как бы выше их? Больно уж несимпатичных великих берет он для последних своих лент, но, ей-богу, унижая их, сам ничуть не поднимается.
В конце фильма Ильич долго глядит в пустое небо, осознавая, видимо, что главное — это Бог. Впрочем, и общественный деятель, выступавший перед началом, откровенно признался, что длинный план неба в конце фильма его потряс. Нас тоже.
На премьеру фильма по роману Владимира Сорокина «Москва» было не пробиться. Примерно через полчаса после начала фильма не пробиться было уже в буфете.
Еще раньше собирался я написать статью «Литературные шампиньоны» — и тут понял: пора! Давно уже начал я замечать, что писатели нынче вырастают не на полянках и тропках, как раньше, а изготовляются в подвалах с искусственным освещением по специальной западной технологии. Требования простые, но жесткие: «литературные шампиньоны» должны быть строго калиброваны, одного размера, цвета и вкуса — любое отклонение бракуется.
Все это было ярко продемонстрировано в этот вечер, на премьере фильма по роману Владимира Сорокина, несомненно, «первого шампиньона» нашей страны, а может, и мира. Да. И мира, пожалуй, тоже. Литература, которая всегда была царством нового, неожиданного, своевольного, все больше превращается в тусклый фабричный подвал с ровными рядами блеклых шляпок, никогда не видевших жизни и солнца.
И вот аккуратными рядами «шампиньоны», и желающие ими стать, и просто любопытствующие заполнили зал Дома кино. И дальше — все как по нотам. Ропот восхищения вызвало в зале сообщение о том, что на премьеру сам Сорокин прибыть не смог, поскольку в последнее время в основном пребывает в Японии. Это ли не предел успеха современного русского писателя — поселиться в Японии, в стране мягкого климата и твердой валюты? Меня, однако, не оставляла мысль: а может, специально для Японии наши шампиньоны и выращиваются? Может, «быстрорастворимый русский писатель» — это и есть главное культурное достижение нашего сотрудничества с Западом (и Востоком)?
Читать дальше