Валерий Попов - Запомните нас такими

Так почему не питерцы, а москвичи? Да потому что умеют — одеться в дорогую рвань, вовремя поскандалить. А мы — провинция. Правда, на мой взгляд, гораздо более литературная, чем Москва. «Излишняя виртуозность» губит их. И по-прежнему — нет такой премии, которая находила бы достойных и обойденных. Такую премию я пытался создать при петербургском Пен-клубе. Из достойных, но обойденных хищным пиаром мы успели наградить Гампер, Мелихова, Шадрунова. Конечно, они — не Прохановы. Они лучше и тоньше, а грубой машине пиара нужны яркие муляжи.

И вот — называют победителей премии «Северная Пальмира». В зале — гул. Но не топот, не свист. Премия эта — уже несколько лет подряд — приличная. Как пошутил организатор ее — Борис Леонидович (!!!) Березовский: «Приличная по форме, но скудноватая «по содержанию» — увы. Денег-то маловато!» Но именно это, на мой взгляд, и помогает сохранить достоинство. «Скандальная окупаемость» вложенных больших денег толкает литературу в пропасть, излишняя раскрутка приводит к головокружению и тошноте. И в «Пальмире» я не со всем согласен: рука организаторов видна всегда... вопрос — какая она?

На мой взгляд, например, премию по прозе должен был получить — наконец-то — легендарный Шинкарев, выдумавший Митьков, с его смешной и трагической книгой. Получила Елена Чижова, тоже дерзкая и одаренная, хотя и не такая заслуженная. Ну что ж. Все — в духе игривой музы, в рамках литературы, в рамках интеллигентного существования. Питер есть Питер. Пока.

То, что Сокуров — мастер режиссуры, он дал понять всем собравшимся в Доме кино еще до начала фильма. То есть — фильм должен бы начаться уже давно, но чисто сокуровская атмосфера мучительного, напряженного ожидания царила в зале очень долго, а фильм все не начинался.

Продолжалось это столько, сколько хотел режиссер: умеет себя подать. И наконец, минут через сорок эта томительная атмосфера слегка разрядилась — но ненадолго. В нужный (для него) момент режиссер с труппой все же появился. Первое испытание фильмом Сокурова, состоявшееся еще до фильма, было позади.

Группа, снявшая фильм, в полном составе поднялась на сцену. Потом один известный общественный деятель с волнением, несколько неожиданным при его партийном прошлом, сообщил нам, что сокуровский фильм — это предупреждение всем тиранам. Все захлопали, и наконец-то в зале стемнело. Но — на экране как-то не рассвело. Туман (видимо, утренний) был непроницаем. Все застыли в привычном уже ожидании, надеясь что-то разглядеть и услышать, и при максимальном старании это удавалось. Да, умеет этот режиссер создать атмосферу, подчинить себе, добиться напряжения всех чувств! Этим и гипнотизирует.

В зале никто не шевелился: вдруг прослушаешь или проглядишь что-то важное — но вроде бы долгое время ничего важного в тумане не происходило. Но вот кто-то, почти неразличимый, прошел через луг, попыхивая трубкой. «Сталин!» — сказал кто-то знающий. Правильно говорят, что режиссер этот работает для избранной аудитории, для самых эрудированных и догадливых.

Томительное ожидание тянулось. Обещанный Сталин, с которым связывались какие-то надежды на начало действия, все не появлялся. А пока мы в густом полумраке с трудом следили за физиологически весьма неприятной сценой пробуждения и умывания полупарализованного старика с бородкой. «Ленин!» — удивленно сказал кто-то. Ленин, как и Гитлер в предыдущем фильме того же мастера, и так же, как не менее знаменитый кинематографический ежик, пребывал в глухом тумане очень долго. Все понимали, что это режиссерский метод — публика тут собралась подкованная — и все терпеливо ждали. «Что он сказал?» — спросил кто-то. На дурака зашикали: неважно, что сказал. Главное — метод. Томление нарастало. В прежнем фильме можно было еще понять, зачем он так долго держит в тумане Гитлера (кто хочет Гитлера видеть?), но здесь... Мучительно хотелось увидеть родные ленинские черты как-то почетче.

— Что они делают? — спросил теперь какой-то мальчик, так и не разглядевший, как в сказке Андерсена, «нового наряда короля», то есть глубокого содержания, скрывающегося за пеленой... Но не для мальчиков снимаются такие шедевры. Хотя и у других малообразованных людей вроде меня вкралось нелепое подозрение, что Сокуров потому так долго держит туман, что нечего показывать.

Потом слегка рассвело, но пристальное наблюдение за несчастным, полупарализованным стариком было все так же мучительно. Проступили наконец из тумана и знакомые сценарные ходы: фильм про Ленина делался по той же схеме, как предыдущий — про Гитлера: долгий туман, медленное его рассеивание, потом полумаразматический выезд на пикник, потом дикий истерический срыв во время обеда. Видимо, эта параллель была специальной. Она показалась бы даже смелой — лет двадцать назад. Наконец, появился Сталин — все поняли, что появление Сталина — это единственное событие в фильме, и его ждали. Хотя и эта ключевая сцена была сделана так, чтобы пройти мимо наших глаз и ушей. Ни о какой подлинности, разумеется, речи не шло.