Валерий Попов - Излишняя виртуозность [Сборник]

— Так, значит, и живёшь? — он неодобрительно оглядел мой будуар с нескромными статуэтками. — Ну, а что дальше думаешь?

Сказать?!

Сказать ему, что на его месте я бы немедленно бросилась бежать, скрылась с глаз и попросила политического убежища где-нибудь в Монголии: столько липовых договоров, контрактов с западными турфирмами, нигде не учтённых, долговых расписок с его подписью, спечатанной с компьютера. Да при распутывании всего этого дела ему в лучшем случае грозит тюряга!

Сказать?

Однако, нашлёпнув нижнюю губу на верхнюю и самодовольно поглаживая плешь, он, видимо, ощущал себя сейчас Учителем, гуру, мудрецом, и бесполезно было его в этом разубеждать. Последняя стадия запоя — маниа грандиоза!

Сказать? Что в первый же день моего официального выхода на работу Тома небрежно бросила мне два паспорта: «Сделай Париж!» — «Когда?» — «Вылет послезавтра!» — «Но...» — «Никаких «но». Они от очень важной дамы из мэрии, от которой все мы зависим!» — «С «Замками Луары»? По семьсот долларов?» — «Да, да... Деньги потом...»

Я поехала с паспортами и вызовами из Франции (которые Тома тут же сварганила благодаря нашему компьютеру) во французское консульство на Мойку и с интересом узнала там, что за визы нужно уплатить 200 франков! С трудом я наскребла эти деньги в рублях, вернулась к Томе и спросила её: это что, обычное дело?

— Это ещё шуточки, так... То ли ещё будет? Откуда ты свалилась? Ты «офисменеджер», агент по отправке, твоя задача — твои проблемы... «Отправлять бесплатно?» — «В основном — да! Парижскими борделями мы платим за другие, более серьёзные услуги. Поняла?» — «Не совсем!» — «У тебя что, нет пары тысячи баксов в бумажнике? Тогда непонятно, зачем ты вообще сюда пришла! Трахаться с шефом в его кладовке? Так очень надолго его не хватит! И если ты думаешь, что работа тут — это одни убытки, то ты дура!»

Вот такой инструктаж... Однако монолог этот я произнесла молча, глядя в затухающие глаза великого мыслителя...

Где-то среди ночи, очнувшись в кресле, я растолкала его в кресле напротив.

— Жена не волнуется?

— Жена? Это святая женщина! Ни о чём даже не подозревает!

...Ну, в данном случае и нечего подозревать.

— Недавно умолял её: пришей пуговицу к кителю!

Китель знаем...

— Целая неделя прошла. Потом плюнул. Был у одной знакомой: «Пришей!» Утром жена китель со стула берёт: «...Когда ж это я пуговицу пришила?» Святая!

Во тьме блеснули слезы.

В следующий раз я проснулась от света. Он стоял ощерившись перед моим трюмо в ореховой раме, строил рожи и бормотал (исключительно для самого себя, меня не видел):

— Ведь я же стра-рашный, стр-раш-шный!! Почему же меня так бабы любят?! — он страстно вглядывался в зеркало, ища разгадку.

— Да, это верно, Пантелеймон Романыч, страшней не бывает! — подтвердила я.

— Умный, ч-чёрт! Богатый!

— Этого я не замечала.

— Так это я разве бабам?! Всё себе, себе! — уже в полном упоении он дубасил кулаком себя по лысине, как фанатик на мусульманском празднике «Шахсей-вахсей», я даже взволновалась: не проломит ли в восторге черепушку?

— Ну всё! По рюмочке — и спать! — строго приказал себе он.

— Ну что — хорошо тебе у меня? — спросила я его утром. Он привередливо огляделся:

— Неплохо, но бедновато.

— Ни фига себе — «бедновато»! Бронза, фарфор! Ковры! Ширмы! Китайский фонарик!..

— ...А это кто?

— Шива.

— Да я понял, что Шива. Откуда я знаю его?

— Так то ж при тебе капитан мне его подарил! Помнишь — спасла его?

— Капитан, капитан! — почему-то недовольно пробормотал он и восхитился, естественно, лишь собой. — Во память!

Он ходил весёлый, пузатенький, домовитый, весь в уютных складках моего халата, лучась глазками, — и сам как восточный божок.

— Ну расскажи ещё о себе... Ведь не сразу же ты таким великим стал?

— А до того еще пятнадцать лет в лодке, как Иона в чреве кита... Но основная моя характеристика — Дуболом! А как же! Дуболомы у нас — первые люди, разве нет? Все верха держим кругом! — он надул щеки. — Да за меня ЦРУ с КГБ грудью бьются! Все! Пошёл в ванную.

— Пожалуйста! — сопроводила его. — Вот специальная пена «Ахава», приготовленная на основе солей Мёртвого моря, вот туалетная вода «Испахан», вот...

— А где шампунь? — капризничал он, лёжа в душистой пене.

— Ты что, не знаешь где у меня шампунь? — протянула ему бело-зелёный «Пролл». — Первый раз, что ли, у меня?

— В первый — и, может, в последний!

— Что так?

— Да какие-то бляшки образуются и к сердцу плывут, закупорить, говорят, могут.