Валерий Попов - Излишняя виртуозность [Сборник]

— Нагнись! — вдруг прохрипел он сзади.

Для приобретения нужной позы мне пришлось повиснуть на крючке, ввинченном в дверь, на который Сурен обычно вешал сетку с бутылками, возвращаясь домой. Акт был резкий и грубый. Алекс даже стянул мои трусики только с одной ноги, оставив их на второй, дав тем самым понять, что мы тут ненадолго — в состоянии полной походной готовности. К тому же для придания большей остроты я придумала громко рыдать, и это ещё взвинтило его ярость: что ещё за рыдания?! Каждый толчок сзади всё сильней плющил меня об дверь, адмирал всё азартнее наступал, вкладывая в каждый удар всё отчаяние расставания, — и тут вдруг нас ослепил свет и мы бешеным полуодетым кентавром полетели вниз и вперед, оказавшись в огромной мастерской, освещённой радостным солнцем. Мы врезались в какой-то стеллаж, и на нас падали баночки с краской — к счастью, ни одна не разбилась. Некоторое время мы ещё скакали, потом сказали себе «тпр-ру» и, разобравшись с одеждой, встали — я просто стянула трусики и с другой ноги и гордо положила их в сумочку. Сурен, держась за дверь, стоял, оцепенев, — однако первый пришёл в себя и дико захохотал.

— Ну ты, тундра, даёшь! — за мои восточные черты он звал меня то тундрой, то тайгой... Сейчас он заливался, сгибался, бил себя по драным джинсам.

— ...чуть дверь не выбила! — он хохотал все громче — ...уже с мореманами стала приходить!

Да, после короткой связи с Суреном, всё смекнув, я ловко перевела его в друзья: уж больно складно было к нему вот так заходить: удобно жил, да и такого свободного и доброго человека больше не было!

Алекс надменно оглядел хозяина: торчащие в хохоте редкие зубы, всклокоченные рожками кудри, вытаращенные глаза... Впрочем, Сурен был не прост: откуда, например, просёк, что Алекс мореман — ничего специфически морского в нем не было, а тельняшка не видна.

— Извини... прощались, — пояснила я.

Сурен снова дико захохотал.

— Выпить у тебя ничего нету?

— К сожалению, есть! — он снова добродушно загоготал.

— Я за рулём! — чопорно произнес гость.

— А тебе никто и не предлагает! — стал хамить Сурен. Алекс демонстративно сел.

В результате мы заснули среди дня на узком мальчишечьем топчане, где с трудом помещался костлявый Сурен. Оба они свисали по краям как гроздья, при этом мёртвой хваткой впившись в меня, как раки в утопленницу.

Проснулась я на рассвете, почувствовав, что снизу в меня проскальзывает что-то лишнее, проскальзывает и проскальзывает — когда же будет всё? Сжавшись, обхватила любознательно: температура не Алекса, да и заполненность чрезмерная — такой не помню давно. Вот так вот! Дружба дружбой, а... Стала слегка сползать с этого орудия казни, но он тут же настиг меня и прошёл даже дальше! Закинув руку, зажала тыльной стороной ему губы: «Тс-с! Только тихо!» Было очень азартно модулировать храп Алекса: он всхрапывал в ритме тряски! Не выдержав, мы заржали. Хозяин вытянул свой огромный, но почти ледяной струмент и ушёл в первую комнату, мастерскую-кухню. Всё-таки дружба победила!

— М-м? — вопросительно произнес Алекс и, не просыпаясь, стал медленно разжимать мои внутренности своим термометром... Так! А теперь проверим, какова температура тела, не померла ли за ночь?.. О! Не померла! Жива, оказывается! И любит, оказывается, некоторые виды спорта: отчаянное вползание вверх по намыленному шесту и отчаянное соскальзывание к его основанию — и, оказывается, можно успеть от конца к основанию за секунду, за сотую секунды! И каждое соскальзывание всё быстрей, и уже кол почти в горле — чуть прорывается дыхание, тяжким хрипом! И снова — судя по дрожи, в последний раз — карабкаешься вверх... и соскальзываешь... Все! Всем стоять! Минуту-полторы! И кто за это время шевельнет хоть членом, загрызу!

Храп! Отлично. Приёмно-сдаточный акт состоялся.

Сощурившись, я вышла на свет, к огромным, во всю стену, стеклам. Сурен, на сегодня выбравший для лица чёрно-фиолетовый цвет, что-то варил в цинковом бельевом баке, туго размешивая палкой и напряжённо морщась.

— Что варим? — бодро спросила я.

— Белену! — прохрипел Сурен и дико заржал. — Хлебнёшь? — он зачерпнул мятой кружкой тёмно-жёлтую жидкость.

— Ну как?

— ...Слабовата!.. — проговорила я, стукнув кружкой.

— Точно? Добавим! — Сурен стал сыпать в варево сушёные листья.

Алекс, отодвинув рукой полог, закрывающий спальню, она же фотолаборатория, изумлённо взирал на наш завтрак.

Он мало что соображал, видно считая, что оказался уже в аду, Сурен, тёмно-фиолетовый, с торчащими чёрными зубами, с вытаращенными красными глазами, мало чем отличался от чёрта.