В Париже, во время книжной ярмарки, выйдя из ванной в номере, какой-то пакет увидел, прилепившийся к босой ноге. Отлепил. Президент Франции приглашает через полчаса на встречу с ним и Путиным! Как же я этот конверт раньше-то не заметил?! Лихорадочно оделся, кинулся вниз. С лестницы увидал, что за стеклянными дверьми автобус отъезжает с умными москвичами. Кинулся вниз — и с разгона впечатался лбом в стеклянную дверь! Вообще-то фотоэлемент должен был успеть дверь открыть, но я опередил, видимо, скорость света — настолько спешил президентов вблизи увидеть. Вместо этого упал, изумив весь персонал, — видимо, то первый случай был соприкосновения человека с дверью, мой личный рекорд. Успел к тому же заметить я, перед тем как упал, что и москвичи этот казус заметили, отъехали, радостно хохоча... Но не тут-то было! Испуганный портье меня поднял, в кресло втащил, принес из бара мешочек со льдом. Сидел я, приложив ко лбу мешочек, пронизывающий холодом, и думал горестно: и в Париже непруха! Да куда ж ты денешься от себя?! И вдруг я увидал надо мной вежливо склонившегося красавца во фраке. «Вы русский писатель есть?» По виду догадался! «Есть... немного». — «Я должен вести вас во дворец... где остальные ваши коллеги?» — «Уехали». — «Но на чем? Здесь стоит официальный автобус, который прислал президент!» — «Не знаю, где они. Поспешили, видимо». — «Но вы, надеюсь, поедете?» — «Да, пожалуй, да!» В результате я промчался через Париж в президентском автобусе с эскортом мотоциклистов. Полицейские отдавали честь. А быстрые москвичи, прибыв с опозданием во дворец, были несколько удивлены, что я их там встречаю.
В сущности, и пьеса моя о том же. Как герой-горемыка, сдавая квартиру, получает череду бед. Причем первый же съемщик его тут же пересдает квартиру второму, второй — третьему и т. д. И как герой, уступая всем, оказывается победителем.
Половину солнца закрыло длинной тучей, и огромный разлив реки разделился надвое — одна половина светлая, жемчужная, неподвижная, вторая — темная, неспокойная, рябая.
Под обрывом прожурчал и стих автомобильчик. Из него вышел могучий мужик в хаки, в широких резиновых сапогах. Раскатал, как коврик, резиновую лодку. Стал подкачивать ее, наступая на педаль. Шлепанье голенища сапога и сипенье насоса не нарушали тишину, а, наоборот, подчеркивали ее. Ожил я, у реки... раздышался. Встал.
У театра, построенного в размашистом стиле купеческий модерн, чеченцы торговали белорусским товаром. Покупатели были наши. Я тоже купил зачем-то будильник, поддерживая, как говорится, отечественного покупателя... Ну всё! Надо идти!
— А Маргарита Феликсовна ушла!
— Как? Она же мне встречу назначила! Премьера тут как бы у меня... Я приехал...
— Без понятия! — гордо вахтерша произнесла.
— А вы ничего не путаете?
— Я давно уже ничего не путаю!
Зазвенел телефон.
— Маргарита Феликсовна ждет вас! — послушав трубку, произнесла она так же гордо. Никакой нестыковки между первой частью разговора и второй она не почувствовала. — Пожалуйста, вот туда.
С протянутыми руками, в кромешной тьме, я щупал стену на узкой лесенке — наконец стена подалась — заветная дверка!
— Маргарита Феликсовна?
— Да? — с удивлением посмотрела на меня. Совсем иначе, видимо, меня представляла. Но я-то как раз такой ее представлял — измученная интеллигентка, ненавидящая свою рабскую должность. И что всё тут ужасно — с ходу читалось в ее лице. А раз всё ужасно, лучше вообще ничего не делать — будет беда. Но раз уж я приехал!.. Придется порадовать. Я просто застонал, внутренне. Точно так всё и видел издалека!
— Э-э-э... — произнесла задумчиво. Не знала, видимо, с какой неприятности начать. Но я сам пришел к ней на помощь.
— Я, наверное, должен сдать вам билет?
— ...Билет... Билет... какой именно?
— На автобус... на котором я приехал сюда.
— А-а-а, — тут лицо ее даже просияло. Эта-то неприятность как раз не пугала ее! — Вы, видимо, имеете в виду оплату проезда?
— ...Видимо, да.
— А-а-а, — совсем обрадовалась, — это не ко мне!
У меня, мол, для вас свои неприятности... а это так!
— Это к директору. Но сейчас его нет.
Сочла необходимостью чуть умерить мое горе, объяснив:
— Понимаете, сегодня у нас в городе выборы — так он там.
— А-а-а. Понимаю! Тот спектакль, видимо, важнее? — неловко пошутил.
И был холодом встречен. Видно, директор ее сражался как раз на стороне прогрессивных сил. Сказал неудачно. Конечно, теперь ни о какой оплате билета речь не может идти... Вообще — начало неудачное. Но и конец, я чувствую, не подведет!
Читать дальше