— Спасибо, — кивает Подросток.
— Ты у меня молодчина, Петер, — зардевшись, говорит она. — Очень жаль, что в прошлом году… так все вышло. Я должна была подождать, пока ты придешь в себя… Ни к чему было так спешить — теперь-то я знаю это и искренне сожалею, поверь.
— Ничего страшного не случилось, — уверяет ее Подросток.
— Непоправимого, может, и не случилось. Посмотрим. У тебя еще все впереди. Ты еще можешь стать кем угодно… Сам решишь. Ведь самое главное — человеком быть. А человек ты у меня мировой.
— Спасибо. Ты тоже, Мать, мировая.
— Ну, в этом я не уверена.
— Можешь поверить мне.
Мать только качает головой:
— Ты так же великодушен, как был Отец.
— Самая что ни на есть мировая. И лучшее тому подтверждение — твой собственный сын, — опять острит он, хотя к горлу подкатывает комок. — Не будь ты и впрямь такая, я… я не говорил бы.
— Терпения — вот чего мне не хватало, а самолюбия было через край.
Подросток, чтобы сдержать слезы, говорит взахлеб, горячо, он витийствует:
— Здоровое самолюбие не порок, но ценнейшее из человеческих качеств, могу вас уверить! Миледи? — Он подливает чаю. — Сэр? Во избежание недоразумений, последнее обращение адресовано мне. Возражения есть?
— Ну полно тебе дурачиться.
— Как же мне не дурачиться, если я дурачок. Дуралей. Дурачина!
Мать через силу улыбается. Ест она уже нехотя, да и чай прихлебывает медленно, неохотно.
— А как у тебя… с товарищами? — осторожно интересуется она.
Подросток бороздит масло острием ножа.
— Нормально, — выговаривает он наконец.
— На рождество… ну, ты помнишь… это было ужасно.
— Глупая шутка. Так что ты не волнуйся.
— А я-то с тех пор так тебя и не спросила ни о чем, — отставив чашку, виновато говорит Мать.
Подросток с трудом отрывает взгляд от безымянного пальца ее правой руки.
— Случись что, — он пытается придать голосу небрежную интонацию, — я и сам сказал бы. В конце концов…
Мать ждет продолжения, но он молчит.
— Ты и раньше мне ничего не рассказывал, — говорит она тихо.
— Так то раньше! Раньше я не хотел тебя зря волновать, вот и все. Взгляни в окно: в такую-то ясную погоду, в такой снежный январь разве придет кому в голову подкарауливать человека?
— Но ты говорил…
— Шутка это была, — перебивает ее Подросток. — Испытание. Силу воли мою проверяли: не слабак ли, можно ли иметь со мной дело, понимаешь?
— Ну и как?
— Будь спокойна. Приняли они меня в свою компанию.
— Знаешь что? — обрадованно восклицает Мать. — Давай пригласим их! В субботу вечером или днем в воскресенье… как ты решишь. Мне все равно. Приготовлю вам что-нибудь вкусненькое. Рыбу, цыпленка — что они больше любят.
— Ты прелесть, Мам, — изображает он на лице благодарную улыбку. — Только, знаешь, я не хочу тебя утруждать. Ни в коем случае.
— Что за глупости.
— Не, Мама, не нравится мне эта идея.
Но упрямство Подростка только подхлестывает Мать.
— Почему же не нравится? По-моему, идея отличная. Помню, я в твои годы плясала от радости, когда удавалось пойти на вечеринку. А угощение было — хлеб с жиром да сверху кусочек дешевой колбасы. Погоди, погоди, как мы их называли, бутерброды эти? Утонченные! Уж очень тонко их мазали жиром… Вот такие были у нас сандвичи. К чаю в лучшем случае — пресные хлебцы. А еще «жженку» пили. Ты, конечно, не знаешь, что это за напиток. Откуда тебе знать? Делали его так: разогревали на огне сахар, заливали водой, кипятили и ждали, пока остынет. Это было для нас и вино, и джус, и шампанское. Чаю настоящего тоже не было. Из чего только его не варили: из ореховой скорлупы, из шиповника. И как здорово получалось… Вам же я приготовлю, чего душа ваша пожелает. Ведь, чтобы подружиться по-настоящему, мало встречаться только на работе. И раз уж ты с прежними товарищами не встречаешься… — Она вдруг умолкает.
— Спасибо, мам, ты просто молодчина! — восторгается Подросток, ломая голову над тем, какую бы придумать еще отговорку. — Я даже не ожидал от тебя такого. Честное слово, ты молодец, — повторяет он и осторожно добавляет: — Только… вот только…
— Что только?
— Они тебя не знают… И вообще, они трудный народ… Как тебе объяснить? У них дома все по-другому, привычки другие…
Мать хохочет:
— Ну и сын у меня, боже праведный! И впрямь дурачок. Ты что, с луны свалился, Петер? Ты хоть был у кого из них дома?
— Нет, не бывал.
— Ошибаешься, если думаешь, будто живут они как-то по-особенному… будто у них не такая мебель… или квартира не так оборудована… Единственное различие: может быть, у одних на комнату меньше, у других на комнату больше. Родители-то у них уж в годах, обжились, поди. Не будь ты таким наивным.
Читать дальше