Приоткрылась дверь, и, пятясь, явилась красавица. Взгляд ее был устремлен в комнату, и вытянутые руки тоже.
— Она! Опять она за свое! Носит и носит! — закричала служительница. И отпрыгнула от двери… Что-то приближалось.
Дверь медленно отъезжала с тягучим скрипом. И вот, вовсе не на той высоте, куда были устремлены все взоры, у самого пола появилась вдруг костистая голова кошки, потом тонкая шея с поднимающимися вверх-вниз косточками. Яркое солнце, вдруг хлынувшее из-за тучи, ошеломило ее. Она яростно подняла голову, усы задергались. В тонких белых ее зубах еще бился голый окровавленный птенец.
“Все! — понял я. — Обречен! В смысле, я. Как и птенец”.
— Извините, — я обратился к соседу, — у вас ручки случайно нет?
…Ну вот. Нахлынувшие воспоминания помогли пережить неприятности, которые иначе могли бы подкосить. А так, унесясь мыслями, даже и не заметил, что давно уже явился “господин здешних мест” и, роясь совком в песке, насупясь, на меня поглядывал: “Кто такой?”
Ах, как же я так, не заметил его появления? И теперь, видя его, как-то не испугался. А еще час назад переживал, что его место тут занимаю. Ничего страшного! “Ремесло дарит силы”, — говорят. “Отличник боевой и поэтической подготовки!”
Заверещал телефончик. Кто там еще желает померяться со мной?
— Алле!
Голос знакомый, но хриплый, треснутый. Из других эпох, как это “Строение 2”.
Пека? Я уж думал… не думал ничего. Замело пургой! Из того же тополиного пуха, укрывшего жизнь.
Еще вчера шел по Комарову и вдруг увидал скорбную процессию… нет, еще живых. Выселяли с дач “нерентабельных” — инвалидов, ветеранов, репрессированных… Репрессировали опять! Освободить помещения! Словно колонна беженцев в пыли. Увидал знакомую, Людмилу Борисовну, с навьюченной тележкой, бывшую замечательную секретаршу Союза писателей, неспособного нынче никому помочь, подскочил, ухватился за горячую ручку со сколовшейся краской, потянул…
— Не беспокойся, Валерочка, — пропела она.
Да я и так всю жизнь старался не беспокоиться.
— Ничего.
Бодрость — мое ремесло.
— Я тоже на станцию.
Стояли телекамеры.
— Позор! — трусливо я крикнул в одну из них.
Казалось бы, после такого — чего еще? Но жизнь, к счастью, неисчерпаема — и в эту сторону тоже. Кстати, — прикинул уже как профессионал, — Пека, судя по его делам, тоже вполне заслуженно мог бы быть в той процессии. Но отдельно пошел. Его право!
— Здорово, хмырь!
— Помоги мне, — он прохрипел.
Да, на Пеку это не похоже. Обычно он бодро, с оскорблений начинал. Укатала жизнь.
— Что с тобой?
— А-а-а… — то ли стон, то ли начало фразы. Продолжения не дождался.
— Со здоровьем у тебя?
— То само собой. Но не в этом дело. Другое маленько… по твоей как раз части. Прилетай!
Легко сказать! Крылья, увы, так и не выросли. Как и гонорары. Что за “другое маленько”? Потрудней схватки с болезнями? Что ж там за этим идет? На себя у меня сил давно уже нету. Но, спасибо другу, для него силы есть!
В Домодедове давно не бывал. Не узнать. Все сияет! Помню унылый “совок”, стены темно-зеленой масляной краски, тесный затхлый салон в самолете, мрачные стюардессы. И в перестройку летал. Вспоминаю как ужас. Свет то и дело гас. Какие-то грязные растрепанные старухи продавали прямо с полу, с газет какие-то чудовищные пирожки с картошкой… И вот — люкс! Победивший капитализм! И на Пьяной Горе, я читал, выстроили новый шикарный аэропорт, на новом месте, миллиарды вложили.
И только садясь уже в самолет (не через поле, а через теплую трубу-коридор)… предупредительнейшие стюардессы… вспомнил вдруг, что направление-то не слишком безопасным считается. Недавно при взлете самолет не набрал нужную высоту, рухнул в тундру, а совсем, что ли, позавчера — приземлился неудачно, не хватило полосы, говорят, врезался в гаражи, которые почему-то там оказались. И вместе с гаражами, машинами загорелся и сам.
Сосед-толстяк, заполнивший все свое кресло и половину моего, сразу же и начал разговор с этой темы:
— Да, наехал на гаражи. А что ж вы хотите!
Причем как-то спокойно и даже с удовольствием… словно нам это ничем не грозит.
— Половину бетона украли! Полосы — коротышки! Ни разогнаться, ни толком затормозить. А журналисты, сволочи, пишут: аномальная зона!
Так на хрена мы летим? Самое удивительное, что пассажиры со всех сторон версию эту охотно подхватили… не веря как бы, что это и к ним может поиметь отношение. Единственная как бы проблема, вызвавшая спор, — часть из них и влияние аномальности не отрицала.
Читать дальше