Валерий Попов - Нарисуем [журнальный вариант]

— Нет, ты мне действительно очень понравился! — взъерошила мне волосы… Лишняя деталь.

Моя роль в сценарии — получать синяки. Единственное, о чем я думал, вползая в каморку: под левый глаз или правый — как больше к лицу? Но Пека был неожиданно тих.

— Ну, не буду тебе мешать, — произнес он кротко и пополз к выходу.

“Где “не буду мешать”? — чуть было вслух не спросил я. — Здесь или там?”

Но неловко, при такой его кротости, еще и детали выяснять.

— Ты куда?

Вот это более правильная форма вопроса.

— На кладбище.

— В каком смысле?

— В буквальном.

Детали я не стал уточнять — как, например, можно на кладбище попасть, минуя больницу? Главное — желание.

— Ну прощай! — Пека вдруг всхлипнул.

— Я с тобой, — сказал я. Не удержался! Даже точно и не сказать — то ли я холодный виртуоз, то ли, наоборот, идиот дружбы.

— Спасибо тебе! — растроганно Пека произнес. В какой, все же интересно, степени мы будем неразлучны с ним? Вплоть до чего? Разберемся…

По дороге я уже деловито думал: рановато на кладбище-то — слишком короткий сценарий.

— Это же Ваганьково! — радостно вскричал я. Чему обрадовался — непонятно. Моя бодрость — моя беда. Но Пека моей радости не поддержал. Скорбно шел среди роскошных гробниц.

— Вот отсюда она меня и взяла. — Он вдруг всхлипнул. Я невольно огляделся. Отсюда? Раньше он по-другому излагал свое происхождение. Об этой странице своей биографии он еще не говорил.

— Как взяла?

Взгляд мой невольно стал шарить по плитам, боясь встретить фамилию его.

— Ну, когда я в Горном еще учился, подрабатывал тут.

— А.

Все оказывается не столь ужасным, как ждешь. Но и веселым такое развитие событий тоже не назовешь.

— Поначалу еще стеснялся к ним заходить. Раз только зашел, после зачисления. Кузьмин познакомил нас. Ну, ничего особенного.

Особенное, видимо, впереди.

— А тут она по-настоящему увидела меня. Перед похоронами деда своего, что портфели мял… здесь.

Мы остановились у монумента. Гранитная глыба неопределенной формы.

— Портфель?

Пека кивком подтвердил мою догадку.

— Дно заравнивал. Ну, предупредили меня — особый заказ. Но я, конечно, не догадывался…

Неужто сердце не подсказало?

— Стою, короче, на дне, грязную воду черпаю… ну — ученик! — Он всхлипнул.

Но теперь-то уже, видимо, мастер? Надо все же как-то его взбодрить.

— Вдруг буквально ангельский голос сверху: “Здравствуйте!” Поднял глаза… Ангел. В небесах парит. “Мы приехали уже. Вам еще долго?”

Новый всхлип! Ну буквально расклеился мой друг.

— Сначала даже не верилось нам, что нашли свое счастье!

Да — счастье в таких местах редко находят. Просто не знаю, как выкручиваться нам со сценарием: могила прямо лейтмотивом идет. Как это вяжется с обещанной рабочей темой — не представляю…

— Ну, церемония, значит… Вожди вокруг стоят… — продолжил он свою могильную сагу.

— Какие вожди?! — рявкнул я, уже не выдерживая.

— Каганович, Молотов, Ворошилов.

Не иначе как из-под земли их вытащили.

— А она глядит на меня.

На вождей, видимо, уже нагляделась.

— А я вот тут стою… весь в грязи.

Вкус у нее, конечно, весьма изысканный.

— Кузьмин, что характерно, едва кивнул.

Ну что с него возьмешь? Простой человек.

— Там окружение вокруг нее…

Дзержинский, видимо.

— А она вдруг — ко мне!

Снова всхлипнул. Такой плаксивости, честно, от него не ожидал.

— На поминки пригласила меня.

Отличная ситуация для влюбленных.

— “Да я хоть переоденусь…” — бормочу. Вахлак был! Приучила к интеллигентности. Отучила меня нейлоновые рубашки носить. Объяснила, кто носит их.

— Кто?

— Покойники!

С этой темы нам никак не сойти.

— А теперь, значит, сюда возвращаюсь, откуда взяла. Тут мое место!

— Но ты же горняк! — Может, хоть это сгодится.

— Горняк везде горняк! — гордо ответил. Хотя где здесь его рабочую гордость применить — я не понял. — И жизнь тут не только кончается… но и зарождается! — философски изрек.

Голова кругом пошла!

— Ты хочешь сказать… тут и привлекательные попадаются?

— Мы и непривлекательных привлекаем, — прохрипел он. Что, интересно, он имеет в виду?

Первая непривлекательная (да еще какая!) явилась вскоре: сидела в домике у ограды, в купах сирени. На стене сияли графики, чертежи. В углу стояла коса, висел саван — все как положено. Хозяйка была иссиня-бледной, словно только из-под земли. При этом явно считала себя красавицей — глазки ее сверкали победно. Острый изогнутый нос ее почти смыкался… чуть было не сказал: с землей. Нет — с подбородком. В оставшуюся щель едва мог влезть бутерброд, что он и делал.