Михаил Енотов - Коробочка с панорамой Варшавы

– А серьезно? Давно все-таки не виделись. – Почему ты раньше не сказал? – одним ухом я слышал, как с кухни вопила мама. – А то ты мне много говоришь! – отец всегда был более уравновешенным, но сейчас и он уже срывался на крик. – Шесть лет сидела, теперь снова в говно вляпалась, а выходит, что во всем виноват я?! – Мы сейчас не об этом говорим! – Да разве у меня дела.., – “кухня” так орала, что мне пришлось уйти на балкон, чтобы нормально разговаривать. – Чем занимаешься? – Сейчас стою на балконе, вот увидел в пепельнице хороший бычок – теперь буду курить. – Ты же вроде не курил... Хотя понимаю. – Когда приедешь-то? Я что-то уже соскучился по тебе засранцу, – я прикурил, чуть не спалив себе при этом брови. Это, видимо, было мамина зажигалка, потому что только у нее была привычка ставить огонь на максимум. – Приеду наверное в конце лета – на день рождения деда. Или в начале осени на родительскую годовщину. – Хорошо, если так. – Да, обязательно надо всех навестить. Я все равно решил никуда не уезжать – с этими курортами тоже мороки полно. И свадьбу мы пока решили отложить – спешить некуда. Так что проведу отпуск с семьей. Как, кстати папа с мамой поживают? Может, дашь трубку кому-нибудь из них? – Они уехали... в магазин... покупать тостер, – начал я завираться. – Какой еще магазин? – Или фритюрницу – не помню. – Нет, я имею ввиду, какой магазин в это время?

– Ну... там вроде до одиннадцати, – ляпнул я, а про себя подумал: – Уж лучше бы сказал, что они пошли в планетарий. – Ясно. Как они в целом-то поживают? – Не болеют, – меня закусали комары, поэтому я сделал последнюю крепкую затяжку и вышел с балкона. – Все, я не хочу ее видеть в нашем доме! – сразу же обрушился на меня мамин голос. – В моем доме я решаю, кого видеть, а кого – нет! А ты скоро к маме своей жить отправишься! – отец разошелся не на шутку. – Ты мне не указывай! Давай разводиться и размениваться, если ты всерьез решил с ней жить! – Ладно. Передавай им привет. – Что? – я добежал до ванной и заперся там. – Пока, говорю. – Ладно, до встречи, – сказал я и положил трубку. У меня возникло чувство, будто бы я забыл сказать Славе что-то важное. Сидя на бортике ванны, я включал-выключал воду в раковине и наконец вспомнил: я же хотел рассказать ему про сантехника и перстень. Звонок в дверь. Кто-то жал на кнопку так долго, что я, пожалуй, впервые дослушал эту классическую, но оттого не менее скверную, мелодию до конца. Либо сантехник забыл у нас какую-то государственноважную гайку и вернулся за ней, либо это один из маминых кредиторов, – подумал я. Отношение вероятностей моих догадок было примерно один к сотне – соответственно. Вообще, в таких случаях было несколько планов действий. А: выключить свет и не подходить к двери, делая вид, что дома никого нет. Б: выйти к двери и соврать, что мама где-нибудь в Саратове и приедет только на следующей неделе. В: выйти к двери и, вопреки уговорам мамы, сказать что она дома, тем самым обрекая себя на прослушивание, как минимум, получасовой арии гавкающей жопы.

В данном случае свет горел сразу в нескольких комнатах, а кухонные оры слышались, наверное, даже в подъезде – так что А и Б отпадали. К тому же, когда визиты кредиторов случались при отце, он обычно заставлял маму выходить к двери и самой объясняться с ними. Я сам ненавидел иметь дело с “Альфией и товарищами” – отвечать на их вопросы, терпеть их нападки, выслушивать угрозы – это было настоящей пыткой для чувствительного юноши. Но сейчас, когда маму атаковали “изнутри”, удара “извне” она могла не выдержать, поэтому я направился в прихожую, чтобы прикрыть маму хотя бы с одного фланга. Однако, папа опередил меня. В том плане, что заставил маму выйти к двери. Когда я дошел до прихожей, там уже стояла Альфия и с ней еще какой-то мужик. Альфия и сама не была светской львицей, а спутник ее – тот вообще, как будто из джунглей вылез. – Альфия, на следующей неделе у меня зарплата будет, – завела свою шарманку мама. – Выходные – крайний срок. – Никаких выходных, – разговаривая с жутким татарским акцентом, Альфия словно кудахтала. – Давай сейчас все, что есть, и еще, где хочешь, сели у себя моего человека. Да, видимо, у Альфии не было “своего человека”, который напоминал бы человека чуть больше, чем это пугало, – подумал я. Скрестив руки на груди, я стоял в прихожей и давился смехом, пытаясь, однако, сохранять суровый вид. – Кого селить?! Куда селить?! Ты с ума сошла?! – мама была на грани истерики. – Это мой родственник. Зовут Газинур. Пока он будет у тебя жить, я буду вычитать из долга по 3000 рублей в месяц, – объяснила все Альфия. А сам Газинур в это время рассматривал искусственную пальму, что стояла у нас возле вешалки. На лице дикаря ясно читалось сомнение: настоящее дерево или нет. Я все ждал, что он потянется к листу пальмы и пощупает.