Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

В закатный час дети уселись, будто пташки, на ступеньках террасы. Мария протягивала поднос, дети брали еду, проглатывали, щебетали, чирикали и просили еще. Фрау Визе принесла второй поднос.

Марии была знакома эта картина. Так кончались здесь многие дни. Но сегодня она боялась.

Кандида сидела вместе с другими детьми. Мария заметила, что и фрау Визе наблюдает за Кандидой.

— Девочка изменилась после возвращения, — заметила фрау Визе. — Мешает другим играть, становится все более необщительной, упрямится по малейшему поводу. Когда у меня было ночное дежурство, Кандида не спала. Да и вообще спит плохо. Все плакала и повторяла одно и то же. Я долго не могла разобрать, затем поняла: «Лиса съела мою маму». Уезжайте, когда Кандида понесет на кухню корзину с посудой.

Мария кивнула в знак согласия.

А потом спасалась бегством на автостраду, и на душе у нее было прескверно.

На следующий день к работе приступила новая воспитательница, только что окончившая училище. Это было ее первое место работы. После обеда она пошла с детьми гулять, а вечером обнаружила, что нет Кандиды.

Воспитательница подняла на ноги полицию.

Ночью Кандиду нашли в девяти километрах от дома, на холме у автострады.

Целый день Мария носила с собой письмо фрау Визе, прежде чем решилась показать Пеликану.

— Я так обрадовалась, когда вы согласились быть моим наставником, — сказала она, — но теперь у меня нет возможности…

Он прочитал письмо. А потом сказал задумчиво:

— У меня тоже нет. При нашей профессии не бывает восьмичасового рабочего дня и гарантированных выходных. Очень жаль. Позаботься о месте в детском саду. Я подумаю.

Пеликан переходил на «ты», когда что-нибудь трогало его.

Уже наступила зима, когда Мария смогла взять дочь к себе.

Новая жизнь гарантировала Кандиде половину субботнего дня и целое воскресенье в доме матери. В понедельник утром девочка брала чемоданчик с одеждой на пять с половиной дней, переходила улицу и оказывалась на месте. У входа в дом, перед тяжелой дубовой дверью, мать целовала ее и бежала на трамвайную остановку.

Кандида снова поселилась в детском доме.

И опять в нем жили птицы и рыбки, и цветы стояли в горшках, а в саду каждая группа ухаживала за своей грядкой.

В саду широко раскинули кроны старые каштаны. Под каштанами трава не росла.

И вообще травы было мало.

Летом под каштанами ставили столы и скамейки. Зимой здесь разыгрывались настоящие сражения в снежки.

Из окна спальни Кандида видела дом, где они жили с матерью. Если там вечером горел свет, значит, мать вернулась. Когда дети шли на прогулку мимо дома, Кандида говорила:

— Здесь мы живем!

Видя иногда по утрам свет в окнах дома, Кандида возвещала:

— Сейчас моя мама встанет и поедет на работу. В субботу я пойду к ней.

А когда Мария приходила за дочерью, Кандида показывала ее другим детям и объявляла:

— Моя мама!

Рабочий день у Марии был длинным. Она работала впрок, чтобы освободить выходные. Она была ассистентом режиссера уже в третий раз, работая с Пеликаном, который мирился с тем, что по выходным дням Мария оставляла его одного. Вскоре им придется расстаться. Пеликан уезжал в Египет снимать материал о строительстве Асуанской плотины.

Мария завидовала ему.

Они с Кандидой жили в бывшем доме таможенника, недалеко от моста. Дом стоял в пограничной зоне и разрушался — два обстоятельства, из-за которых дом долго оставался необитаемым.

В доме, построенном из красного кирпича, были большие окна и веранда со стороны сада, доходившего до берега озера.

Марии бывало не по себе, когда она смотрела сквозь колючую проволоку на противоположный берег. Всего три года назад она сидела там с Кандидой и ее отцом и глядела на дом, теплый красно-кирпичный цвет которого отражал сияние залитой светом набережной. В саду стоял раскрытый зонтик от солнца.

В доме Мария нашла массу оставленных вещей, нужных здесь, но не годившихся для жизни в другом государстве и для бегства туда.

Перевезя все необходимое из лейпцигской квартиры и продав остальное, она обставила дом таможенника для себя и Кандиды.

Раньше Мария думала: «Меня ожидает кочевая жизнь. В гостиницах, в палатках, в автомобилях и под открытым небом. Я буду в гуще событий, изменяющих мир, побываю и там, где происходит то, что должно уничтожить нас. Кинокамера станет моим оружием».

Кандида не узнала мост. В девочке жило воспоминание о том, другом, взметнувшемся стальной дугой над водной ширью. Солнечным днем она шла по мосту, в конце которого ждал отец, чье лицо теперь уже было забыто.