Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

— А если мальчик вернется? Вдруг он надумает забрать гнедого? Или решит остаться.

Нет, нельзя отдавать гнедого, а то…

Никто не договаривает этой фразы до конца.

А усадьба хороша. На каменной арке над воротами высечена дата постройки — 1613. Через открытые темные створки этих деревянных ворот и ушел Ганс-Юрген.

Он пришел вчера вечером, отвел Гнедого в загон, немного постоял у ограды, чтобы убедиться, что лошади ведут себя спокойно.

Потом через сад и огород он прошел к задней двери дома, весь вечер просидел с родителями, братом и его женой, рассказывал о своей квартире в Лейпциге, которую сейчас отделывает; отец лег спать рано, а утром Ганс-Юрген вновь ушел через большие ворота.

Мать проводила его до автобусной остановки. Она не плакала. Наверно, уже выплакала все слезы.

Ганс-Юрген уехал в Лейпциг.

Не на край же света. Значит, не все еще потеряно.

Ганс-Юрген Лейксенринг родился последышем. Он был на удивление смугл, и скоро все заметили, как он любит лошадей.

Если другие родители покупали детям игрушечные машины, то Лейксенрингам приходилось разыскивать по магазинам деревянных лошадок, маленькие повозки и тележки. Старший брат уже водил в поле трактор, а младший еще передвигал игрушечные упряжки по кухонному столу.

— Интересно, которому из парней достанется Ханзель-домовой? — перешептывались старухи, — Какой туман-то был, когда меньшой родился. Мы еще удивлялись. А он вдруг и родился. Прямо в полдень.

И довольно единодушно старухи соглашались, что Ханзель перейдет со временем от отца к меньшому.

— Ну, ты и чистодел! — одобрительно гоготали мужчины вечером в пивной, хлопая себя по ляжкам, а Лейксенринга по плечу и опрастывая кружки с даровым по случаю такого события пивом.

— Он у меня хозяином будет, настоящим хозяином, говорю я вам… — Лейксенринг подчеркивал каждое слово взмахом руки. Неожиданно он уронил руки на стол, да так, что на подносе, поставленном официанткой на стол, звякнули рюмки и пиво повыплескивалось из кружек.

— Сейчас я хозяйничаю, а потом малыш займется хозяйством. Дел обоим хватит, и старшему и младшему. Нам никто не нужен. Мы сами себе колхоз.

Усадьба была переписана на Лейксенринга всего два года назад его отцом. Лейксенрингу тогда исполнилось сорок, а старший сын уже ходил в профтехшколу.

Лейксенринг чувствовал себя еще в силе. У него было множество задумок, он мечтал машин подкупить и лошадей выращивать. Вступать в сельхозкооператив в Фуксгрунде никто не хотел, а уж Лейксенринг и подавно.

В те годы жители Фуксгрунда вечерами часто собирались вместе, то у одного, то у другого — по очереди, и наконец объединились в сельхозкооператив первого типа. Теперь они сообща обрабатывали поля, но скотину каждый держал у себя, отдельно.

Всего их было одиннадцать крестьянских семей. Их общий земельный надел составлял более четырехсот гектаров. Хотя Лейксенринг был богаче остальных и земли имел больше, да и считался самым умным, однако председателем кооператива его не избрали. Людей удерживала давняя боязнь, в которой, разумеется, никто бы не признался.

Каждый раз, когда этим одиннадцати семьям нужно было принимать решение, то мужчины собирались вместе, иногда с женами, и проводили голосование.

Тогда их уговаривали. Сегодня же сельхозкооператив третьего типа принял бы их только скопом. А для этого понадобилось бы большинство голосов.

«Я на них горбатиться не стану. Даже если землю отнимут. Но на колхоз работать не буду. Уж лучше калекой стать». Надворные постройки окружают усадьбу Лейксенринга вроде крепостных стен. Иногда вечерами по будням и каждое воскресенье Лейксенринг ездит верхом. Он гордится своими лошадьми. Настоящие скаковые, не тягловые.

Лейксенринг богач, это известно всем. Старики говорят, будто деньги у него водятся благодаря Ханзелю-домовому. «Он на этой усадьбе и раньше жил, когда мы еще маленькими были. Мы видели, как у них из трубы огненные шары вылетают. Вот из-за Ханзеля-то Лейксенринги и богатеют».

Уже после первой войны у Лейксенрингов была паровая машина и колесная молотилка. Они ездили с ней по дворам, всю зиму молотили и хорошо зарабатывали. А на выручку покупали новые машины и землю.

«Кто Ханзелю служит, с тем он и дружит. Нет, у Лейксенрингов нечисто».

— Ганс-Юрген, во имя отца и сына и святого духа крещу тебя… — сказал священник, и некоторые из присутствовавших с опаской посматривали, как он кропит лоб малыша. Но ничего особенного не произошло, ребенок просто заплакал, как и большинство детей.