При этом для Людвига важно само событие, а не место, где оно произойдет. В случае заграничной командировки все организационные заботы берут на себя те или иные инстанции. Билеты для внутренних командировок заказывает без особых напоминаний фрау Шнайдер, экзальтированная дама с пышным начесом, которая выполняет множество секретарских обязанностей. Людвигу же и беспокоиться не о чем, достаточно заглянуть накануне отъезда в шкаф, чтобы собрать кое-какие вещи.
Прежде это служило для меня сигналом тревоги, и я тут же требовала от Людвига отчета, чем каждый раз обескураживала его: неужели он действительно не сообщил ни срока, ни места своего выступления, ведь он же рассказывал мне о его цели и содержании? Хорошо, пусть не сообщил, но зачем делать катастрофу из некоторого (хотя и огорчительного) запоздания этой информации? Собственно, я сетовала только на несвоевременность подобных сообщений, если вообще сетовала, а не избирала следующую, более эффективную форму протеста — полнейшее безразличие, особенно когда внезапные сборы начинались, например, в чистый четверг, а возвращение обещалось мне на пасхальное воскресенье. Я проявляла известное упорство, и это не оставалось незамеченным — начинались бурные раскаяния и заверения, что все переменится. Теперь Людвиг регулярно просматривает свой карманный календарь, чтобы своевременно удовлетворять мою потребность в информации, признаваемую им вполне оправданной, тем более что таковая потребность еще не совсем атрофировалась у меня и по сей день. В основном она диктуется необходимостью планировать кое-какие семейные дела. Правда, порою это действительно необходимо, а порою не очень, что я и пытаюсь различать по мере того, как с годами набираюсь житейской мудрости.
Так зачем же каждодневно превращать приглашения к столу в проблему, которую Людвиг всегда, пусть не без труда, старается решить в пользу семьи? Ведь в отличие от нас с Иоганной аппетит приходит к нему не по истечении определенного времени, а по завершении работы или в перерывах, да и тогда аппетит Людвига не сравнить с нашим. Я же встречаю его за столом холодно, и ему приходится защищаться от моих немых упреков, стараться разрядить атмосферу, ища поддержку разве что в болтовне Иоганны.
Не знаю, почему вдруг все это пришло мне в голову, пока я молча стояла на пороге и глядела на затылок Людвига, склонившегося над стопкой бумаг. Он не сразу услышал, как я вошла, поэтому нервно встрепенулся и, опережая мою обычную фразу, всем своим видом изобразил, что заканчивает работу.
— Да-да! — сказал он. — Уже иду.
Я лишь улыбнулась, так как слишком устала, чтобы что-либо сказать. Разве теперь ему объяснишь, что я его не понукаю, а просто зову ужинать, если ему хочется.
Кивнув головой, Людвиг снова отвернулся, вероятно, чтобы дописать фразу. Потом он опять кивнул, так как я осталась на пороге, отчего я почувствовала еще большие угрызения совести и меня потянуло к столу, где в глаза мне бросился конверт с крупным изящным почерком.
— От Роже? — догадалась я и сказала: — Не торопись. Ужин подождет, правда.
— Да, это от Роже, — подтвердил Людвиг.
— Передает мне привет? — спросила я в надежде выиграть время, чтобы обдумать, как бы убедительнее дать понять Людвигу, что я его не упрекаю и не тороплю.
— Привет? — с немного растерянной улыбкой переспросил Людвиг. — Привет, по-моему, нет. Он прислал рецензию Хольмана. Хочешь почитать?
Ему было неловко за Роже, который забыл в своем письме передать привет хозяйке дома, хотя и познакомился с ней во время первого визита. Людвиг весьма ценит определенные правила хорошего тона, так как они упорядочивают общение и облегчают его. Сам он придерживается этих условностей, унаследованных нами от буржуазного общества, когда они представляются ему целесообразными, и рад, если ему удается вести себя в полном соответствии с этикетом или по крайней мере без заметных оплошностей.
— Любопытный отзыв, — сказал он осторожно и протянул мне рецензию на второе издание своей книги, написанной восемь лет назад и основательно переработанной для нового издания.
Я заверила Людвига, что сейчас же просмотрю рецензию, и вышла, оставив его в предвкушении удовольствия, с каким через час-другой он сможет прочесть мне свой ответ Хольману — над этим ответом он, видимо, сейчас и работал.
Оплошность Роже, к счастью, больше не вспоминалась.
В порыве благодарности я действительно решила заглянуть в рецензию, пока Иоганна не вылезет мыть руки из своей только что сооруженной «пещеры». Странно, отсутствовавший в письме привет немного взбудоражил меня и вернул остроту восприятия, притупившуюся за девять с четвертью часов рабочего дня.
Читать дальше