– Как нынче зал? – спросил Ники, наклонившись к окошку.
Роза выронила пончик.
– Ник Карл!
– Для вас просто Ники, Роза.
– Глазам своим не верю! – Она аккуратно обтерла сахарную пудру с верхней губы тыльной стороной ладони.
– Надо было сыграть в мыльной опере на телевидении, чтобы вы в меня поверили?
Роза благоговейно кивнула.
– Сколько билетов продано?
– Тридцать три.
– А ложа?
– Ни одного не продала с тех пор, как играем эту пьесу. Весь бельэтаж пустой. – Она придвинулась поближе к Ники и прошептала сквозь стекло: – Наши деньки сочтены.
– Что вы имеете в виду?
– Все разваливается. Приходил налоговик. Или это был водопроводчик, мы так и не поняли. Все, что нам известно: денег на ремонт больше нет и не предвидится. Слишком много легло на плечи одной хрупкой женщины, вот и все, что я могу сказать.
– А стиральную машину вы купили?
– Купила, но теперь коплю на сушилку.
– Когда одна мечта сбывается, то всегда найдется другая.
– Ох, братец, истинная правда.
Роза вернулась к своему пончику. А Ники спустился в подвал, где увидел Хэмбона Мейсона, стоящего на табурете. Калла подшивала подол его кафтана.
– Ник, старикан! – Хэмбон обхватил Ники.
– Хэмбон, дружбан! – Ники пришлось сдерживать дыхание, пока Хэмбон не выпустил его из своих цепких объятий. – Старый джинолюб, – поддразнил Ники Мейсона.
– Только перед спектаклем, – подмигнул Хэмбон. – Один глоток – и я молоток. А без этого ни строчки не помню.
– Все в порядке, можешь идти. – Калла похлопала Хэмбона по пояснице.
Тот сгреб свой плоеный воротник, нацепил его вокруг шеи и полез вверх по ступенькам, ведущим в кулисы.
Калла выкатила пустую одежную стойку в коридор.
– Добро пожаловать обратно, Ник. Останешься посмотреть спектакль?
– Конечно, тем более что мест выбирай не хочу.
– И что это должно означать?
– Ты ничего не продала.
– Мы продали тридцать три билета.
– Эка невидаль.
– Для меня – да.
Калла вернулась в костюмерную и принялась убирать на рабочем столе.
– Ты тонешь, Калла.
– А ты почем знаешь?
– Простая арифметика.
– Разве у тебя нет бухгалтера, чтобы делать это за тебя? – съязвила Калла. – Ты все еще помнишь, как считать?
– А ты? – парировал Ники.
– Дай-ка подумать. Ты уехал в большой город, попал на телевидение, стал зарабатывать кучу денег, и кто получил от тебя хоть какую-то весточку? Ах да! Тут была статья в газете, где тебя сняли в новой квартире. Ар-деко. Все сверкает. Кожаный диван. Большая картина какого-то современного художника. И светильники, похожие на перевернутые ноги.
– Это, кстати, итальянский модерн.
– Неважно. Выглядят как ноги.
Ники нацелил палец на Каллу, как пистолет:
– Вот оно! Старые увертки. Ты нарочно переключилась на меня и мои недоработки, чтобы не говорить о театре и о том, как ты запорола это предприятие и зарыла его в землю, как те трубы, что лежат под мостовой на Уортон.
– Я не понимаю, о чем ты. – Калла вонзила иголку в подушечку-помидор.
– Этот театр на ладан дышит.
– Надеюсь, ты не затем приехал из Нью-Йорка, чтобы поведать мне об этом. – Калла схватила свои папки и пошла к лестнице. – Потому что это напрасная трата бензина.
– Война закончилась. Нормы расхода отменили давно.
– Значит, напрасная трата времени. Твоего времени. – Подхватив корзину с реквизитом, Калла стала подниматься по ступенькам.
– Я тоже начинаю так думать, – сказал Ники, идя за ней следом. – У меня, знаешь ли, своих проблем хватает.
– Прискорбно это слышать.
– Что-то не похоже.
– Слушай, у меня полно дел и есть о чем беспокоиться и без того, чтобы самодовольная телезвезда приходила сюда в поисках сочувствия. Я здесь делаю все, что могу. Я уже была в минусах, еще при жизни папы. И все стало только хуже. Я получила предложение продать здание и отвергла его. Видишь ли, для меня важно, чтобы театр продолжал работать, театр – это история, наследие, семейная традиция. А не деньги. Если бы я хотела разбогатеть, я нашла бы другой способ.
– Ты могла бы выйти за богатого.
– Ты у нас истинный современный мужчина.
– Я могу им быть.
– Только не сейчас. Не со мной. Никогда.
– Да ты кремень.
– Обстоятельства вынуждают. И если хочешь знать, я просто ищу кого-то, кто купил бы у меня театр, но позволил мне арендовать его, чтобы мы продолжили наше дело.
– Какое ваше дело, Калла?
– Шекспировские постановки. Репертуарные пьесы. Круглый год. С постоянной профессиональной труппой.
Читать дальше