– Тетя Джо? Я вас не разбудил?
– Вовсе нет. У тебя все хорошо?
Ники усмехнулся. Если бы с ним что-то случилось, то тетя Джо узнала бы об этом последней. Он бы ни за что не стал ее тревожить.
– Все хорошо. Вот подумываю приехать домой в эти выходные.
– Правда? Все будут так рады тебя видеть!
– Если семейство еще вырастет, вам придется перебираться в другой город.
– Разве это не чудесно?
– Еще бы. Но прошу вас, тетушка, только без лишнего шума.
– Ну конечно!
– И никому не говорите.
Тетя тихонько взвизгнула от восторга.
Ники повесил трубку. Подошел к окну и поглядел на раскинувшийся под ним город. Он усмехнулся своим мыслям, глядя на рой желтых такси, снующих по черным улицам. Такси, бывшее когда-то его жизнью, его работой и его средством передвижения по миру.
Вид был потрясающий. Именно этот городской пейзаж он когда-то рисовал в своих мечтах, ютясь в подвале в Нижнем Ист-Сайде. Но теперь, когда все это лежало перед ним – во всей ослепительности форм, черноте линий, льдистости стекол и островерхости крыш, – этого было недостаточно. Мало было даже целого Нью-Йорка – или, наоборот, до того много, что Ники уже пресытился. Как бы то ни было, ответ нужно было искать не здесь – не в столпотворении черных небоскребов, витающих в облаках, не на улицах, вьющихся внизу, где молодой человек, если повезет, сможет отыскать свое место в жизни.
Тайна жизни, радости бытия скрывалась не здесь. Его больше не восхищал вид луны, встающей из-за горизонта над Ист-Ривер, словно жемчужина, скатившаяся с ожерелья. Вся эта потрясающая красота ему больше не принадлежала.
Пришла пора опять возвращаться домой.
12
Ники ехал знакомыми улицами своего старого района на белоснежном, как пластинка жвачки «Дентин», «форде-кабриолете», изготовленном по специальному заказу: полная нагрузка, шины с боковиной из белой резины, серебристая хромированная отделка и пепельно-серый кожаный салон. Звездная машина.
Когда Ники свернул на Монтроуз-стрит, сердце у него екнуло. Тетя Джо забыла его предупредить, что городская ярмарка перекрыла подъездной путь к дому и гаражу. Он сощурился, прикидывая, как бы просочиться сквозь толпу.
Но то была не ярмарка и не городской праздник. И не предвкушение парада, когда все соседи выстраиваются на пороге своих домов в ожидании зрелища. Народ ждал чего-то другого, вернее, кого-то – Ника Карла, их собственного Ники Кастоне, который покинул Саут-Филли в поисках фортуны и нашел ее на телевидении в самом Нью-Йорке. Многие оставили Саут-Филли, чтобы добиться успеха, и многие сгинули ни за понюх табаку, но Ники положил этому конец, он наполнил ванну джином и вообще взобрался на самый верх с остальными победителями, сыновьями этого края, в том числе Бадди Греко [106] Армандо Джозеф «Бадди» Греко (1926–2017) – американский джазовый пианист и певец.
, Гасом Чифелли [107] Огаст Блэз «Гас» Чифелли (1926–2009) – известный нападающий в американском футболе.
и Элом Мартино [108] Эл Мартино (также Аль Мартино; 1927–2009) – американский эстрадный певец итальянского происхождения.
.
Ники смутило такое внимание, но он был глубоко тронут тем, что семья и соседи вышли приветствовать его возвращение домой, размахивая американскими флажками. Ошеломленный, он вел машину ползком сквозь толпу. Вокруг мелькали знакомые лица, руки тянулись к нему, раздавался свист, аплодисменты, ему посылали воздушные поцелуи, словно это было Вербное воскресенье, а он был сами знаете кто, американские флажки были зелеными веточками, а его «форд-кабриолет» – ослом.
Тетя Джо стояла на ступеньках крыльца дома 810, все семейство – позади нее, маленькая армия, с которой Ники плечом к плечу шагал в ногу всю свою жизнь. Конечно, она не послушалась его просьб. И с какой стати? Это празднество было скорее во имя ее любви к своей семье, чем ради Ники, потому что когда один из Палаццини велик, то и все они становятся великими.
Ники припарковался позади Театра Борелли, на том же месте, где когда-то ставил свой велосипед. Он вошел в кулисы, толкнув заднюю дверь, и застал своих друзей уже в костюмах, готовых играть дневной спектакль. Труппа окружила его тесным кольцом. Он был маяком, святым Малахией для этой актерской братии, тем, кто добился успеха, преуспел в Нью-Йорке, кто выжил, был отобран на телешоу, прославился на поприще искусства, кому не надо больше пахать на двух работах, чтобы играть спектакли. Он прошел через зрительный зал и вышел в вестибюль, где Роза Де Неро ела пончик, сидя в будке у окошечка кассы.
Читать дальше