Павел Иевлев - Город людей

— Дай-ка сюда свой пистолет, — внезапно сказал мне Борух.

— Зачем? — удивился я.

— Он все равно не заряжен, — пожал плечами майор. — А ты даже не проверил, хотя я тебе сто раз говорил: всегда проверяй оружие перед выходом!

— Ну, я ж тебе доверял…

— А зря. Никому нельзя доверять. Давай его, ну!

Я вытащил из кобуры «Макарова», выщелкнул обойму и убедился, что она пуста. Протянул пистолет Боруху. Он молча его взял и убрал в рюкзак.

— И планшет, пожалуйста, — спокойно сказала Ольга. — Андрею отдай.

Я послушно снял с себя перевязь с планшетом и протянул ее Андрею. Тот взял, пряча глаза, — даже этому мудаку было неловко.

Люди, вошедшие в помещение с улицы, сразу напомнили мне цыган, хотя ничего цыганского в их фенотипе не было — скорее рязанские такие рожи, курносые и светлоглазые. Но что-то в манере себя держать и одеваться… Особенно — одеваться. Впереди выступал этакий «барон» в стиле анекдотов из 90-х — только что пиджак не малиновый. Пиджак его оказался пурпурный, с бархатными черными лацканами, масляными пятнами на рукавах и золотыми пуговицами размером с юбилейный рубль. Под ним сиял натянувшийся на солидном пузе изумрудный жилет, из-под которого виднелась кружевная сорочка — когда-то белая, а теперь сероватая от грязи. Синие мешковатые брюки с генеральскими лампасами шириной в ладонь заправлены в желтые шнурованные берцы, изрядно запачканные каким-то присохшим говном. На могучей короткой шее повисла толстая — реально толстая, в два пальца, — золотая цепь, заканчивающаяся не то гипертрофированным сюрикеном, не то заточенной шестернёй во все пузо — тоже золотой. Над всем этим великолепием в свете костра проявилась удивительно простецкая бородатая и курносая рожа, щекастая и румяная, в пыльных разводах. Вот только глазки у рожи были довольно неприятные. Острые, как гвоздики, жесткие такие глаза.

Сопровождающие были одеты попроще — но, тем не менее, все как один в пиджаках разной степени потасканности и засаленности. Как правило, их дополняли треники и стоптанные берцы, хотя встречались и классические брюки, заправленные в сапоги. На головах кепки или растрепанные грязные волосы, лица серые и пыльные, со светлыми пятнами вокруг глаз — видимо, от защитных очков. Все они были вооружены крупнокалиберными дробовиками разных конструкций, почему-то с отпиленными по самое некуда стволами. Наиболее радикальные последователи «обрезания» щеголяли укороченными до размера «чуть длиннее патрона» двустволками под пистолетную рукоять.

— Ну что, коммунары, привели? — сказал «барон» на чистом русском.

— Вот он, — сказала Ольга, а Андрей, подталкивая в спину, повел меня вперед.

— Я не знал, — прошептал он мне зачем-то. — Догадывался, конечно, тут и дурак бы догадался, но мне ничего не говорили…

Можно подумать, мне это интересно. Дураку, который не догадался.

Я не стал ничего спрашивать, а Ольга с Борухом не стали ничего говорить. А зачем? Ну, спросил бы я с укоризной: «За что вы так со мной?», а они бы такие торжественно: «Так надо!»

«Этично всё, что полезно группе».

— А он точно из ваших? — спросил «барон» недоверчиво. — Уж больно вид лоховатый… Может, вы его в пустошах поймали, отмыли, приодели, а теперь впариваете старому Севе?

— А ну, скажи чего-нибудь по-нашему! — обратился он ко мне, остро глядя глазками-гвоздиками из-под густых бровей.

Первым моим порывом было сказать что-то вроде: «отсоси у трипперной лошади, сраный бабуин», продемонстрировав уверенное владение родным языком, но я сдержался. Люди, таскающие на себе цацки на три кило золота, обычно бывают сильно озабочены своим имиджем. Публично оскорблять их не стоит. Так что я ответил нейтрально:

— Меня зовут Артём, будем знакомы.

— Надо же, такой молодой, а не дурак! — захохотал «барон». — Меня все зовут Сева, но ты можешь звать меня Себастьян. Себастьян Перейра!

— Торговец черным деревом? — спросил я растерянно.

— Глянь-ка! Еще и образованный! Люблю интеллигентов! — он одобрительно хлопнул меня по плечу короткопалой, брякнувшей массивными золотыми перстнями рукой. — Шучу, шучу, зови просто Сева.

Ольга подошла и, старательно не глядя на меня, передала «барону» небольшой кожаный пенал. Он открыл, бегло глянул внутрь, покивал, закрыл и убрал во внутренний карман попугайского своего пиджака.

— Вы — мои лучшие клиенты, коммунары, определенно! Не нужен обычный товар, кстати? Есть свежая партия, двадцать семь голов, в самой поре. Как говорится, «кто дорос до чеки тележной…»