Павел Иевлев - Город людей

— Ой, держите меня семеро! — ехидничал Матвеев. — Посмотрите, убивец какой выискался! Учитывая, сколько энергии заблокировала эта штука, ее, поди, из пушки не убьешь!

— Но надо же что-то делать? — метался растерянный Палыч. — Нам же надо искать эти ваши, как их… Резонансы!

— У нас продовольствие на исходе, — сообщил похудевший и осунувшийся за эти дни Вазген. — Завтра будем опять урезать нормировку.

— И мантисы ломятся! — добавила Анна. — С тех пор как эта штука застряла в Установке, они как с цепи сорвались! Долбятся в гермодвери, лезут в вентиляцию, два раз срывали наши заграждения…

Ольга несколько удивилась, увидев ее здесь, но решила, что Анну ввели в число допущенных в некотором роде вместо нее. Должен же кто-то быть «главным по мантисам»?

— Ольга! — обрадовался ей директор. — Оклемалась? Выглядишь, конечно…

— Волосы отрастут, — отмахнулась она. — Что происходит?

— Анна, введите ее в курс дела, — велел Палыч. — К вам больше вопросов пока нет.

Пока Ольга тихо умирала от лучевой болезни в изоляторе лазарета, Матвеева преследовали неудачи. Установка работала, исправно пожирая мегаватты, но все проколы вели в ледяное никуда. Все допущенные до темы (было решено не сообщать пока о результатах никому, кроме задействованных в работе кадров), на глазах теряли оптимистический настрой, установившийся после первого удачного прокола. От безнадежности начали даже прикидывать варианты возвращения в радиоактивный срез, исходя из сомнительной вероятности, что заражение там не повсеместное. Впрочем, никто так и не смог предложить сколько-нибудь безопасного решения по поиску незараженных территорий, имея прокол у атомного эпицентра. По всем расчетам, люди наберут критическую дозу еще до того как его покинут. Нет, понятно, что если другого выхода не будет…

Закончилось все неожиданно: когда делали очередной прокол, уже подходя к концу размеченной карты резонансов, и собирались засунуть в него привязанную к палке бутылку с водой (термометры на это безнадежное дело уже жалели), в арке Установки появилась черная фигура. Лаборант в ужасе бросил палку и кинулся бежать, чуть не разбив с разгону голову об дверь, а резонанс непонятым образом погас, хотя энергия продолжала литься потоком. Как будто неизвестный визитер замкнул ее на себя.

Показательна была реакция на пришельца — кто-то из лаборантов убежал в иррациональной панике, кто-то кинулся с криками «убью!», и остановила их только гермодверь рабочей камеры, которую заблокировал не растерявшийся Матвеев. Палыч резво выпроводил всех из помещения Установки и опустил бронезаслонку на стекло. Периодически Матвеев, как наиболее стойкий, заглядывал туда — неизвестное существо (все сошлись на том, что оно не может быть человеком), пододвинуло под арку табурет и терпеливо сидело на нем. Несмотря на черный балахон, скрывавший визитера, было заметно его нечеловеческое строение.

— До чего мерзкая тварь! — передергивал он плечами и отходил.

Признавая на словах, что его отвращение не мотивировано — объективно, ничего отвратительного или страшного в сидящей на табурете фигуре не было, — он не мог сдержать непроизвольную реакцию. Упорство ученого, впрочем, понемногу брало свое — вскоре он уже мог смотреть на пришельца по несколько минут кряду, не порываясь его уничтожить.

Дважды запускали Установку — первый раз в надежде, что существо выкинет туда, откуда оно появилось, второй — по требованию Лизаветы Львовны.

Как только существо поселилось у них в рабочей камере, мантисы, которые давно уже перестали реагировать на запуски, с новыми силами начали штурмовать Убежище. Казалось, они изо всех сил пытаются добраться до визитера — несколько удачных прорывов, когда твари буквально выдавливали из коридоров стальные заграждения, произошли именно в этом направлении. Впрочем, во внутреннюю часть Убежища им пробиться не удалось, а Анне и ее помощникам они как раз попались. Тогда-то Лизавета и потребовала включить Установку — только под действием ее поля телесные жидкости мантисов превращались в чистое Вещество. Установка включалась, жидкость трансмутировала, но прокол не открывался. Энергия уходила в никуда, отчего Матвеев, верящий в непоколебимость законов сохранения, откровенно бесился.

В общем, на момент выздоровления Ольги ситуация зашла в тупик. Существо блокировало установку, температура на поверхности падала, продовольственные запасы подходили к концу. Несмотря на то, что все больше энергии реактора уходило на обогрев, температура в помещениях градус за градусом снижалась. Ученые всерьез искали способы выжить после того, как воздух снаружи ляжет на землю кислородно-азотным снегом. Жилые площади сокращали, экономя тепло, люди жили все более скученно, пайки урезали, моральное состояние от этого, мягко говоря, тоже не улучшалось. Уже было два самоубийства, причем одно совершил подросток. Руководство все больше склонялось к попытке силового решения — Анна была готова войти в камеру и расстрелять любого, кто встанет между ней и Установкой, из своего обреза. Сдерживал всех Матвеев, который упорно утверждал, что последствия атаки на существо, способное поглотить единовременно до пятидесяти мегаватт, может иметь самые неожиданные последствия.