Дело шло небыстро — пустых коридоров и неиспользуемых складов под землей хватало. Первого мантиса взяли только на исходе третьего дня. Он выскочил из-за угла и с разгону врезался в защитную конструкцию. Она заскрежетала, расклиниваясь в узком коридоре, но выдержала. Стремительный удар руки-копья, нанесенный сквозь редкую решетку, чудом не достал вовремя отскочившего Мигеля. Хладнокровная Анна выпалила дуплетом, но мантис мотнул головой, и одна пуля выбила глаз, а вторая ушла в потолок. Андрей дважды выстрелил из карабина — не попал, а потом затвор застрял в среднем положении и патрон заклинило. Ольга, неловко держа толстыми перчатками пистолет, подошла сбоку и трижды выстрелила в пустую глазницу почти в упор. Чудовище тяжело повисло на заграждении. Мигель так и простоял, раскрывши рот, и даже не вспомнил про свой маузер.
— Черта с два эта зимняя смазка помогла, — уныло констатировал Андрей, дергая затвор. — А обещали-то…
— Ничего себе, — сказал испанец. — Какой он… Быстрый. Ух.
— Вы молодцы, товарищи, — похвалила их Ольга. — Будет Лизавете новый биоматериал.
Она вдруг с удивлением поняла, что ледяная пустота внутри, кажется, больше не растет. Ей стало легче.
— Вызывайте людей, пусть тащат трофей в лабораторию, а мы на перезарядку баллонов — и вперед!
— Оля, проснись, Оля!
Взволнованная Лизавета трясла ее за плечо.
— Да проснись ты!
Ольга с трудом вытащила себя из продавленной раскладушки, села на табурет, протерла глаза и спросила:
— Что случилось, Лизавета Львовна?
— Мне надо, чтобы ты на это посмотрела.
— На что?
— Вот!
Биолог сунула ей под нос клетку с белыми мышами. Мыши были довольно милые, с розовыми тонкими ушками, но пахло из клетки не очень, и девушка невольно отстранилась.
— Мыши, — констатировала она, — белые.
— Живые и здоровые! — странным тоном сказала Лизавета.
— Ну да. Еще вы мне дохлых мышей в нос не совали…
Женщина поставила клетку на лабораторный стол, вздохнула и села на табурет напротив Ольги.
— Мы не успели спасти всех лабораторных животных, — сказала она. — Времени было мало, суеты много. Эти мыши — контрольная группа для моих исследований по радиационной онкологии. Они не получали лечения, опухоли выросли с полтуловища размером. Давно должны были умереть.
— Но живы.
— Вот именно. И опухолей нет. Но даже это не самое важное. Два самца были очень старые. Двадцать шесть и двадцать пять месяцев, глубокие мышиные старцы. Облысели, почти не двигались… А теперь, смотри!
Лизавета опять сунула ей под нос клетку. Ольга поморщилась.
— Они бегают, как молодые, восстановился волосяной покров, и еще… Они опять начали спариваться!
— Ну, совет да любовь… — откровенно зевнула Ольга. — Я посплю еще, ладно?
— Ты не понимаешь… — покачала головой Лизавета. — После трансмутации в поле Установки, вещество, и без того бывшее сильнейшим метаболическим агентом, стало мифическим магистерием, эликсиром жизни. Я просто алхимиком каким-то себя чувствую.
— Ну, люди — не мыши… — глубокомысленно ответила Ольга. — Пойду умоюсь, раз уж поспать не удалось…
— Подожди, — остановила ее биолог, — ты знаешь, мне уже за сорок. Голодное детство, война, тиф, два ранения, здоровье не очень…
Она зачем-то оглянулась, как будто кто-то мог ее подслушать, наклонилась к Ольге и сказала тихо:
— Я приняла новый препарат.
— И начали спариваться? — не удержалась невыспавшаяся Ольга.
— Тьфу на тебя! — рассмеялась Лизавета, — было б с кем… Нет, у меня исчезла седина — мне больше не надо подкрашивать волосы. Пропали старые болячки, началось рассасывание шрамов. Я уже лет двадцать так хорошо себя не чувствовала!
— Знаете, Лизавета Львовна, — подумав, сказала девушка, — вы не спешите об этом объявлять. Если у вас и вправду есть эликсир жизни, то не все это воспримут правильно…
* * *
В «теплой» части убежища жизнь шла своим чередом. Люди жили скудным аварийным бытом, ели однообразную, выдаваемую строго по нормировке еду. Ученые, чьи лаборатории удалось хотя бы частично эвакуировать вниз, продолжали по мере возможности свои исследования, хозяйственная и инженерная группы, используя скудные материальные ресурсы подземных складов, поддерживали функционирование систем Убежища. Очень угнетала скученность, ограничения и бытовые сложности. Постоянные очереди в туалет и душ, проблемы со стиркой тех немногих вещей, которые были у людей с собой — все это морально утомляло и провоцировало мелкие конфликты. В основном среди тех, кто не имел прямого отношения к науке и не мог отвлечься в работе.
Читать дальше