Франк Таллис - Неизлечимые романтики. Истории людей, которые любили слишком сильно

По сравнению с большинством животных человеческие младенцы совершенно не приспособлены к поискам пищи и самозащите. Иронично, но причина такой чрезвычайной беспомощности заключается в размерах мозга. Разум даёт человеческим существам колоссальное превосходство и позволяет нашему виду доминировать на всей планете, но вместе с тем огромный мозг делает роды крайне опасными. Большая голова может застрять в родовом канале, и тогда мать с младенцем погибнут. С точки зрения эволюции мозг обязан быть оптимального размера, но в то же время потомство должно непременно выживать и передавать гены своим детям. Чтобы уладить такое противоречие императивов, потребовался компромисс. Поэтому человеческие дети, по сравнению с другими животными, рождаются недоношенными, и их мозг дозревает уже вне материнской утробы. Следовательно, человеческие младенцы очень уязвимы и нуждаются в тщательном уходе и защите. В древних условиях подобного рода заботу, необходимую для выживания, могли обеспечить только оба родителя, связанные вместе как минимум три-четыре года – ровно столько, сколько нужно потомству, чтобы перерасти все недостатки, связанные с преждевременным рождением, и достигнуть достаточного уровня независимости. Связь родителей, пусть и временная, должна была быть очень крепкой – даже всепоглощающей, – потому как от неё зависело будущее человеческой расы. Вот поэтому любовь делает нас своими рабами. Влюбляясь, мы теряем свободу. Наша способность к разумным доводам притупляется. Наши гены не хотят, чтобы мы относились к потенциальным брачным партнёрам с прохладой и отстранённостью. Они хотят, чтобы мы горели желанием, чтобы чувствовали страсть и были безрассудны. Они хотят, чтобы мы сходили от любви с ума.

Если бы наши предки не теряли голову от любви, их дети бы не выжили, не достигли бы зрелости и не воспользовались бы всеми благами своего огромного мозга, а вы бы не читали эту книгу.

Эволюция сделала выбор в пользу интеллекта, но – вдобавок к размерам мозга – наличие интеллекта несёт с собой определённые сложности. Наш большой мозг позволяет нам идти наперекор инстинктам. И это серьёзная проблема, потому что желание наших генов (воспроизведение потомства) и наше личное желание (свобода) не всегда совпадают. Большой мозг даёт нам возможность поставить наши собственные интересы и предпочтения выше инстинктов. Наши предки могли бы в большинстве своём отказаться от родительской роли и бросить своих детей; они могли бы решить, что без семьи и секса им лучше. Но тот и другой путь привели бы к вымиранию вида. Эволюция исключила подобные опасные возможности с помощью ещё одного компромисса: как минимум на три-четыре года человек перестаёт быть животным, заботящимся исключительно о себе. Он обязан сформировать привязанность, произвести потомство и позаботиться о своих детях. Выполнение всех этих целей обусловлено притуплением рациональной своекорыстности, которое мы сегодня называем любовью.

Стоит сделать акцент на том, что эволюция – слепой процесс. Нет никакого заранее заготовленного и чётко продуманного плана, поэтому-то и имеется так много «непредусмотренных» побочных эффектов. Наш большой мозг позволяет нам проявлять свободу воли в отношении эволюционного программирования. Например, по истечении предписанного эволюцией минимального срока мы можем решить продолжить отношения с партнёром, исходя из самых разнообразных «гуманных» причин: из-за дружеских отношений, схожего чувства юмора, доброты, слаженных отношений, общих воспоминаний, обаятельной улыбки, тепла во время холодной ночи, глаз цвета морской волны, – у каждого свои причины быть вместе.

В предыдущих главах я предлагал задуматься над более серьёзным подходом к теме любви и её связи с душевным здоровьем. В моём предложении нет ничего нового, и схожие взгляды можно найти во множестве классических произведений. Как бы то ни было, мой взгляд на вещи, который сформировался у меня на основе бесед с пациентами в больницах и приёмных кабинетах, таков: наша культура низвела до банальщины один из важнейших аспектов человеческой природы, и за такое примитивное упрощение многим людям пришлось сильно поплатиться. Мы потеряли из виду нечто, что для Гиппократа, Лукреция и Ибн Сины являлось неотъемлемой частью реального мира. Врачи древних Греции, Рима или Персии XI века могли бы рассказать, к примеру, о любовном недуге намного больше, нежели современные психотерапевты. Прежде чем я получил диплом клинического психолога, я изучал психологию восемь лет, и за всё это время нам прочитали всего одну лекцию, посвящённую романтической любви. Люди могут испытывать колоссальный стресс, когда влюбляются или же когда их любовь идёт наперекосяк. Вместе с тем они чаще всего стараются не говорить о своей боли открыто (особенно со специалистами в области душевных заболеваний), потому как их заставили думать, что сложные переживания, овладевшие ими, – не что иное, как юношеская ерунда, глупость и блажь; или что их сексуальные фантазии и потребности грязные и извращённые. Людям предлагают расслабиться, быть проще, взять себя в руки или стыдиться. Но контролировать эмоции, настолько глубоко укоренившиеся в нашем мозгу, невообразимо трудно; даже с профессиональной помощью нет никаких гарантий, что томление и жгучее желание можно успешно исцелить. В большинстве случаев терапия направлена скорее не на лечение, а на умение ужиться с обуревающими страстями.