Франк Таллис - Неизлечимые романтики. Истории людей, которые любили слишком сильно

Выйдя из больницы, я поднял воротник пальто и влился в людской поток: беспокойный, раздражённый, энергично нёсшийся сквозь свет ярких слепящих огней. Уже давным-давно стемнело.

Я пришёл домой, но на душе у меня было всё так же неспокойно.

Неспокойно мне и по сей день.

Сопроводительное письмо оказалось очень коротким и поверхностным: всего один абзац и снизу неразборчивая подпись, – словно передо мной лежала написанная на скорую руку заметка. Семейный терапевт просил меня побеседовать с супружеской четой, Малькольмом и Мэдди, которые, по его мнению, «страдали расстройством личности». Врач обнаружил на теле Мэдди несколько синяков, а когда спросил у неё, откуда они, то получил небрежный ответ: «Постоянно во что-нибудь врезаюсь». Объяснение Мэдди показалось ему неубедительным, и он предположил, что синяки – след домашнего насилия.

Расстройство личности – довольно спорный диагноз. Многие психологи считают, что совершено нецелесообразно патологизировать личность (совокупность устойчивых черт характера и взглядов, которые проявляются в ходе столкновения с различными ситуациями). И такую позицию можно понять. Мне, к примеру, встречалась всего пара актёров, которые не смогли бы попасть под диагностический критерий истерического расстройства личности, подразумевающего такие черты, как чрезмерная эмоциональность, жажда внимания и «театральность». В самом деле, данный диагноз может с тем же успехом служить перечнем требований для поступления в театральное училище.

Решать, отклоняется ли в той или иной степени чья-либо личность от культурных норм, очень сложно, и всё в конечном счёте упирается в субъективное мнение. Сопроводительные письма, в которых пациентам приписывается расстройство личности, я всегда читаю с большим скептицизмом, потому как чаще всего, когда эти пациенты потом приходят ко мне и мы с ними беседуем, оказывается, что передо мной вполне себе нормальные люди. Могу лишь предположить, что в подобных случаях моё понимание нормальности значительно отличается от понимания нормальности терапевта или психиатра.

Малькольму и Мэдди была назначена совместная встреча, однако, когда я открыл дверь, на пороге стоял только один человек – очень худая женщина с вытянутым лицом и острыми чертами. Одета она была в чёрный пиджак, чёрные штаны и чёрные ботинки и выглядела по-мужски, однако строгость одежды шла вразрез с причёской – короткими, стоящими торчком волосами, выкрашенными в красный цвет. Не в кричаще-красный, но достаточно яркий, чтобы привлечь внимание и удивить. Я знал из сопроводительного письма, что ей сорок с лишним лет, но выглядела Мэдди значительно моложе. Я проводил её в кабинет.

– Где же Малькольм? – спросил я.

– Ах да, – откликнулась она. – Возникли обстоятельства…

– По работе?..

– Да ведь всегда полно разных помех, не так ли?

Она присела, бормоча под нос что-то похожее на: «Коровы пасутся на лугу…»

Мне показалось, что я ослышался:

– Прошу прощения?

Мэдди улыбнулась, но ничего не ответила.

Я объяснял ей, как проходит семейная терапия, а она слушала и время от времени кивала. Затем я спросил, в чём, по её мнению, заключается проблема.

– Проблема, – начала Мэдди. – Да. Да. Полагаю, кое-что могло бы быть и получше, но что вы можете сделать? Что в ваших силах, а? На что мы можем рассчитывать? Я ничего не могу сказать наверняка и никогда не могла. Ведь на самом-то деле сказать можно очень немного, то есть сказать с полной уверенностью. А жизнь всё равно течёт дальше. Проходят годы. Мы худо-бедно справляемся – стараемся как только можем. Порой всё идёт хорошо, порой – не очень. А порой – хотя на самом деле даже чаще всего – всё подобно суете сует в гуще однообразия. Как бы там ни было, случаются моменты, когда действительно возникают вопросы – тут я с вами согласна. Сомнения, неопределённость… Но разве может быть иначе?

Она произнесла целую речь, но так и не сказала ничего по сути. Походило на то, что она просто озвучивает поток мыслей, бегущий в голове. Она не говорила абсолютную чепуху, нет, но речь её была путаной и неопределённой. Мне пришло в голову, что, возможно, Мэдди страдает синдромом Ганзера, отличительной чертой которого являются расплывчатые, приблизительные ответы на вопросы, которых не задавали. Однако, учитывая, что синдром Ганзера встречается чрезвычайно редко и практически всегда у мужчин, такой исход был маловероятен.