Дэвид Безмозгис - Наташа и другие рассказы

— Тебе нравится в школе?

— Да, мне нравится в школе.

— Тебе нравится Канада?

— Да, мне нравится Канада.

Отец, не понимавший, о чем мы говорим, перебил нас и сказал раввину, что еще я умею петь еврейские песни. Раввина это не слишком заинтересовало, но отец настоял на том, чтобы я встал со стула.

Выйдя на середину кабинета, я запел «Золотой Иерусалим». Допев до половины, я заметил, что раввин меня почти не слушает, и оборвал песню. Раввин с видимым облегчением приготовился хлопать, но отец поспешил заверить его, что я знаю и остальные куплеты. В подтверждение своих слов он ткнул меня в спину, и я запел с того места, на котором остановился. Раввин облокотился на стол, на этот раз уделяя моему пению куда больше внимания. Когда я наконец замолчал, он дал мне пять долларов. Отцу же он пообещал, что расскажет о его массажном кабинете своим прихожанам. Он также дал совет поработать над рекламой.

Мы оказались на улице через пятнадцать минут после того, как вошли в синагогу. Взявшись за руки, мы отправились домой. За все наши старания мы получили пять долларов и визитку человека, который за умеренную цену напечатает для отца рекламные листовки.

На следующей неделе мы с родителями собрались за кухонным столом, чтобы сочинить идеальную рекламу для массажного кабинета Романа Бермана. Мне вручили ручку и назначили ответственным за перевод и запись предложений. Отец хотел уделить особое внимание работе с олимпийскими тяжелоатлетами: это должно придать его словам весомость и сообщить потенциальным клиентам о том, что он как нельзя лучше знаком с человеческой анатомией. Мама же считала, что нужно делать особый упор на то, что мы беженцы из СССР. Вина и сочувствие, сказала она, вот к чему мы должны взывать. Вот что приведет клиентов в папин кабинет. И уже тогда он сможет поразить их своим мастерством. В конце концов родители сошлись на том, что следует совместить оба подхода. Я со своей стороны составил список стандартных рекламных фраз:

Лучший терапевтический массажный кабинет!

Роман Берман, тренер советских тяжелоатлетов,

беженец от коммунистического режима

и квалифицированный массажист,

предлагает свои услуги!

Многолетний опыт и особая европейская техника!

Помогает от всех видов суставной

и мышечной боли. Автокатастрофы,

производственные травмы, беременность,

поддержание хорошей физической формы.

Дипломированный массажист.

Удобное расположение кабинета. Выезжает на дом.

Удовлетворение гарантируем!

Когда пришла коробка с напечатанными объявлениями, мы с отцом погрузили ее в багажник «понтиака» и начали объезжать дома в окрестностях массажного кабинета. Я взял на себя одну сторону улицы, папа — другую. Чтобы преодолеть смущение, я представил, что мы соревнуемся, и решил во что бы то ни стало прийти к финишу первым. Я перебегал от дома к дому, запихивая листовки в почтовые ящики, или просто раздавал жильцам и прохожим, избегая встречаться с ними взглядом. Время от времени я поглядывал на другую сторону улицы — проверял, как идут дела у отца. Он не спешил. Шел от двери к двери, всегда строго по подъездной дорожке, не ступая на газон. Я старался избегать людей, отец, напротив, спокойно проходил перед окнами. Следуя маминым наставлениям, особое внимание он уделял домам, на дверях которых висели мезузы, в надежде встретиться с жильцами и завести с ними разговор. Но люди в большинстве своем даже не смотрели на нашу рекламу, за исключением одного человека — он захотел узнать, не возьмем ли мы его сына на работу — раздавать листовки.

Закончив с рекламой, мы снова начали ждать. Теперь каждый звонок мог стать вестником спасения. Телефон обрел новый статус в доме. Мы старались не выпускать его из виду. Он был либо за, либо против нас. Отец разговаривал с телефоном. В знак солидарности я тоже с ним разговаривал. Когда телефон молчал, отец осыпал его проклятиями, угрозами и мольбами. Но стоило ему зазвонить, как папа тут же кидался к нему. Он вскакивал из-за обеденного стола, с дивана, прибегал из туалета. Телефон звонил, и папа бежал. Следом за ним бежала мама. Она прижималась ухом к свободному уху отца, словно его голова была телефонным аппаратом. И слушала, как звонили одни друзья, как звонили другие друзья, как раз за разом звонила моя тетя. Все звонили, чтобы узнать, не позвонил ли кто.

Неделя перед тем, как позвонил доктор Корнблюм, тянулась бесконечно. Я был дома один; мама должна была вернуться через час, а отец и того позже. Когда телефон зазвонил, я сидел на полу перед телевизором: на коленях у меня лежал бутерброд с венгерской салями и блестящие обертки от полудюжины черносливин в шоколаде.