Видя, что я огорчен, Сергей попытался загладить обиду и стал расспрашивать про супермаркет.
— Иногда мы ходим в другой, но он не такой хороший. Там нет того, что показывают по телевизору. А в хорошем супермаркете все можно найти.
В автобусе, по дороге домой, я показывал достопримечательности — вехи нашей новой жизни. Чтобы компенсировать унылость пейзажа, я жестикулировал и подпустил оживления в голос. Я чувствовал себя обязанным, как гид, показать Сергею что-то интересное. На северной окраине, где селились русские эмигранты, показать было особенно нечего: коричневые многоэтажки, торговые ряды не первой свежести. Я упирал на личную связь с каждым обыденным местом, чтобы как-то оправдать разговор о них. «Канадиан тайр» — здесь мне купили велосипед; банкетный зал «Русская Ривьера» — здесь отец отмечал свой день рождения; кулинария «Волга» и еще одна — «Одесса», продовольственный магазин — здесь я играл в видеоигры; моя школа; моя хоккейная площадка; футбольные поля, где я играл. Сергей смотрел и кивал. Я болтал и болтал, хотя понятно было: то, что я показываю, и то, что он видит, — совсем не одно и то же.
Когда автобус подъехал к нашему дому, я с облегчением умолк. Мы вошли в холл, и я открыл дверь собственным ключом. Мать уже ждала нас наверху. Впервые за эти месяцы она подкрасилась и, похоже, надела новое платье. В столовой стояла ваза с цветами. На журнальном столике — ваза с желтым виноградом. И еще одна ваза с разными русскими конфетами: «Каракумы», «Белочка», «Мишка косолапый». При виде Сергея лицо ее осветилось искренней радостью. Я невольно отвернулся. Меня удивила собственная реакция — ведь столько месяцев мы мучились. Я месяцами молился, чтобы она выздоровела, но при виде ее ликования ощутил себя каким-то соглядатаем. Такое чувство я испытал однажды, случайно увидев через дверь, как она раздевается в кабинете врача. Сейчас, как и тогда, инстинкт не велел мне видеть наготу матери.
На нашем зеленом «понтиаке» она повезла нас в хороший супермаркет, а оттуда в торговый центр, где Сергей купил себе и нынешней своей подруге синие джинсы. А еще по моей рекомендации он купил рубашки с логотипом «Поло», в то время пользовавшиеся популярностью. И, несмотря на протесты матери, купил по рубашке отцу и мне.
— Беллочка, не забывай: ты встаешь утром, садишься в машину, едешь в магазин и можешь купить что угодно. В Риге теперь люди встают в очередь только за разрешением встать в очередь.
Я был благодарен матери за то, что она не стала ему противоречить: мы с ней оба знали, что рубашкой за пятьдесят долларов можем обзавестись только в одном случае: если за нее заплатит Сергей.
Из Конференц-центра отец вернулся вечером в радостном возбуждении. Он стал свидетелем двух мировых рекордов. Один установил знакомый советский штангист. Отца взбудоражила близость к его прошлой жизни. Он повидал старых приятелей. Его узнавали. Он провел несколько часов с Григорием Зискиным, и они выпили у Григория в номере. Григорий рассказал ему динамовские сплетни. Кого повысили, кто вышел на пенсию. Политика начальства. Перспективные спортсмены. Григорий был горд тем, что в сборной — три штангиста рижского «Динамо». В весе Сергея появился молодой штангист по фамилии Крутов, многообещающий. В прошлом году брал серебро, после Сергея. Золотой и серебряный медалисты создали Григорию отличную репутацию в Комитете. По слухам, его могут перевести в Москву на должность в армейском клубе.
Отец принес мне чудесный сувенир — плакат с автографами советской сборной. А мы с мамой преподнесли свой сюрприз — рубашку с логотипом «Поло». Мы с отцом примерили рубашки прямо в гостиной. Он сказал, что даже не представляет, куда ее носить. У него была куча рубашек. И у меня тоже, но теперь мне казалось, что есть только одна.
Кроме плаката отец добыл еще билеты на завтра для меня и матери. Мать была уже вся в заботах о званом ужине и боялась, что не сможет пойти, притом что ей очень хотелось увидеть, как выступит Сергей. У меня же дел не было. Завтра была суббота. Ни школы, ни домашних заданий. Ничто не помешает мне увидеть Сергея на помосте.
В Конференц-центре поставили десятки стоек с балками и настелили помост. На краю его стоял длинный стол коллегии. Судей было трое, включая отца. Перед каждым — черный электрический ящичек. Ящички были соединены с демонстрационным табло. На ящичке — две кнопки, одна для засчитанной попытки, другая — вес не взят. Перед началом отец разрешил мне посидеть в его кресле и понажимать кнопки. В это время подошел Григорий Зискин. Его я слабо помнил, в отличие от Сергея он не часто бывал у нас дома. Он был другом отца и партнером, но в его манере держаться было больше деловитости, чем открытости: он выглядел постоянно раздраженным.
Читать дальше