Андрей Наугольный - Ещё поживём

…Иногда к нам забредали дамы из соседних кабинетов. Покурить, выпить… Да-да, её, родимой. Ник Ник, после совместной выпивки, незамедлительно теряя самообладание, грубо к ним приставал, развязно каламбурил и, как будто, даже начинал хмелеть, чего за ним обычно не наблюдалось. Всегда, как стёклышко… Дамы строили из себя недотрог, нервно хихикали… И одна из них (глаза ясные, прямо в душу заглядывают, крючок) всё пыталась приклеиться ко мне, задавая загадочные вопросики из раздела «Знание-сила» с сексуальным подтекстом, так, например:

— А вы читали книгу «Душа и плоть»? Нет? Потрясающая вещь! Как странно, что вы не читали…

Странно, не странно… Я верил ей на слово, бульварщина привлекала моё внимание только в фильмах Квентина Тарантино… Разочарованные, с заметёнными пеплом юбками, они покидали нас, неказистые феи из казённых сказок… безликие, как сама жизнь в этих стенах…

…Так вот, Ник Ник никогда не пьянел, и до беспамятства напоить его было сложно. Он всегда был на высоте, с ясным пониманием того, что мы окружены, и наше окружение настроено по отношению к нам крайне враждебно (в ментовке полно стукачей), и ещё предстоит, возможно, последняя решительная схватка… А деньги у него, действительно, таяли, и я был этому несказанно рад, как и тому, что отправили меня сюда (отработка, чёрт бы её побрал) только на месяц, а то мои бесконечные марш-броски за водкой уже стали достоянием общественности, и продавщицы из ближайшего гастронома узнавали меня в толпе, а мне — что, это надо?

— Прервёмся пока, — буркнул однажды Ник Ник, — дело есть, сейчас особо опасного рецидивиста тебе покажу. Феноменальный тип. Мужичок с ноготок, благообразен, как святой старец, икону можно писать, а дело его потолще «Капитала» К. Маркса будет. Изувер. Ты Фукидида читал? (Как сговорились! Читал, не читал!) Нет? И я тоже нет, только в афоризмах… Светлая голова, между прочим… Знаменитую тираду-триаду выдал: счастье-свобода-мужество! Этого мне и не достаёт, а то рванул бы отсюда в пампасы. Если бы не шахматы. Лагерная проза от прозы лагерей — как я от своего личного дела… На фотокарточке, допускаю, есть какое-то сходство… Да… Для того, чтобы жить — здесь — и так мужество необходимо, а нет его — что ж, ничего не нужно, даже свобода, одни мучения… «Мы — красные кавалеристы, и про нас…»

Он тяжело вздохнул, почесал основательно заросшую щетиной щеку и устремился к заветному сейфу…

Привели «особо опасного», ничего особенного… Так, пенсия… Маленький, крепкий, как гриб, улыбочка, словно приклеенная… Сидит на краешке стула, что говорит, не разберёшь никак, зубов, видимо, нет, шамкает себе под нос, посмеивается втихомолочку… И над нами, в том числе:

— Ты же на свободе, начальник, а что кислый такой?

— Это как сказать, — бормочет Ник Ник, озабоченно разглядывая какие-то бумаги, — что поделываешь в тюряге?

— Да вот, рукописи жена принесла… Редактирую, — эпатирует нас старый хрыч (только бы не спросил меня — читал ли я его писанину, тоска… А между тем, автор… Тюремная проза. Возьмёт и нас туда вставит. Надругается… Какая, однако, несправедливость: этот свою жизнь в роман превращает, а мы из неё канцелярскую отмазку лепим… варвары, недоумки).

— Что ж, пиши, пиши, — смеётся Ник Ник, — выведешь нас в роли каких-нибудь держиморд, а?

— Как Бог даст, — лукавит рецидивист, — тоже люди, хотя…

(Есть что-то привлекательное в этих старых злодеях… Впрочем, я их

совсем не знаю…)

— Выведешь, не пожалеешь! — Ник Ник убеждённо. — А зря…

— А вы меня? Так и умру, видать, в тюряге… Не вы, за шахматами! — иронизирует потенциальный поставщик чернухи.

— Кому что, а кому и ничего… Не сгущай палитру-то… И так нескончаемое поражение.

Ник Ник вызывает конвойного, и бедолагу, подписавшего всё, что от него требовалось, уводят… Сейф пуст. Вернее, бутылка.

— Сходишь, что ли? — канючит Ник Ник. — А я пока позицию обдумаю, а? Яркая позиция, со взаимными шансами…

Действительно, впереди ещё две недели. И то сказать, я недостоин лучшей участи… Рецидивисты в застенках романы пишут… А я? В крайнем случае — объяснительные. Ну, это так, лирика… Две недели, и всё. Свободен. А пока можно и за водкой сбегать. Огородами. Зачем мне лишняя популярность, и так засветился дальше некуда…

— И пачку сигарет на сдачу! — вместо напутствия орёт из-за стола Ник Ник.

Гнусная, если вдуматься, привычка… Я пересчитываю деньги и выскакиваю на улицу. Дождик, лужи… И захваченный врасплох сентябрь настороженно всматривается в меня, будто на опознании.