Илья Павлов - Зеленая лампа

Мышка бежала, проводом махнула, тут и оно и разбилось. Не яичко, над которым бились-бились, а отношение Ивана Окрошина к водке. О сколько нам открытий чудных готовит мировая сеть, особенно когда надо убить время. Туда, в омут Интернета только нырни, и дня как не бывало. Но нашего героя (хотя ничего геройского он в жизни не совершил) интересовало лишь это простое пятибуквенное слово. В один из октябрьских вечеров, вернувшись домой после дежурства в супермаркете, он и забил его в поисковик….

Вообще у Ивана в жизни было не одно разочарование. Когда ему было четыре годика, мама привезла ему из тогда еще Ленинграда игрушечную машинку. Импортную, грузовую, со звучным, трещотным названием «Татра». Колесики шумят, кузов красный. Вжи-и-и, поехали! Загрузились — выгрузились, снова в путь по однокомнатной квартире. Это сейчас у детишек нет того трепета перед игрушками. Сейчас их завались, везде, разных. И обилие сливается в безликую игрушковую массу, нырять в которую неинтересно — ни детям, ни взрослым детям. Это о пользе советского дефицита: что добыто с трудом, то и ценишь. Расставаться со своим грузовиком Ванечка не хотел ни днем ни ночью.

Перед сном парковал машинку под кроватью, и засыпал с ощущением, что она там стоит, ждет завтрашнего выезда. С этой «Татрой» могли сравниться только гедеэровский электровоз с вагончиками. Но поезд ездил только по рельсам, которые еще надо было проложить. А машинка, ведомая Ваниной рукой, ехала куда хотела, ну то есть куда хотел Ваня, то есть водитель, высший разум…

Человек рождается и начинает быть несвободным. Маленький Ванечка не был исключением. По утрам его бабушка водила в садик, в первое место социализации. Там сажали на горшок, потчевали тошнотворной манной кашей и бледным противным омлетом, выводили гуськом на прогулку, заставляли спать в тихий час на скрипучих раскладушках — ужас какой. И эти воспитатели-нянечки, представители могучего государства, зорко следили, чтобы активные и подвижные детишки, которые хотели только бегать и играть, не открывали глаза во время нелепого и бесконечного дневного сна. И так — до вечера, желанного и долгожданного, пока мама или папа не разлучали вас с остальными согруппниками.

Конечно, Ваня не хотел расставаться со своей машинкой. Родители не разрешали ее брать в садик, и от этого пребывание в дошкольном учреждении стало еще томительнее, несмотря на обилие общения с другими мальчиками и девочками. И однажды, когда мама была в хорошем настроении, он спросил:

— А можно я свой грузовик в садик возьму?

— Можно, сынок. Только на один день. У вас там в садике других игрушек много, — и она потрепала по пшеничным, вечно непослушным волосам. Это было счастье: добрая мама, которая сняла такой важный запрет. Другие игрушки, другие. Это общественные игрушки, ими все играют. А это — своя.

Конечно, из этой затеи ничего хорошего не вышло. Все мальчики захотели поиграть именно в его машинку, вырывали ее друг у друга, кричали, спорили, кто будет первый, угостили друг друга несколькими тумаками и затрещинами. Конечно, в этом естественном отборе победу одержал самый сильный мальчик, драчун и забияка, Володенька Карпов. В девяностые он организует бизнес по турецким шмоткам. Володенька завладел машинкой Ванечки и стал, как говорила бабушка, «играться». Да с таким остервенением, что сломал ее, хрупкую. Ваня — в рёв, горький, отчаянный. Воспитательница, конечно, вмешалась и конфисковала несчастное транспортное средство, а Ванечку и Володеньку расставила в разные углы, в коих они простояли аж двадцать минут. Ванечка как инициатор провокации и как нарушитель устоев (пронос личных игрушек в общественное воспитательное учреждение противоречил моральному кодексу советского малыша), а Володенька просто как бузотер (бить других мальчиков и брать чужое тоже нехорошо). Досталось от воспитательницы и пришедшей вечером маме — мамы тогда боялись и уважали воспитательниц. Ну а венцом незадавшегося дня стал папин ремень. Есть подозрение, что тогда и маме досталось от папы, но об этом история умалчивает.

Потом были, конечно, и другие обидные несправедливости. В третьем классе Ваня кормил после школы бездомную собаку, рыжую, ребра торчат. Носил хлеб, кусочки колбасы, той самой, дефицитной, которую иногда родители привозили из Москвы. А благодарная, но глупая псина так цапнула руку дающего, что Ваня две недели ходил забинтованный, а ему для профилактики бешенства еще и уколы кололи. За собакой приехали мужики и запихали ее в фургон на глазах детей всего двора. Она визжала и скулила. Видел это и Ваня, потому что его дворовые приятели прибежали к нему домой с криками: «Там Рыжика увозят!!!». Хотелось самому визжать и скулить.