Борис Екимов - Осень в Задонье

Жизнь старого Ибрагима очень скоро должна была кончиться не столько от возраста, сколько от тяжелой болезни. Дочерей он выдал замуж. Два сына оставались при нем. Их пора было отделять, еще при жизни. За речкой — Басака, Вахид. А здесь — земля Ибрагима. Так было при его жизни. И так должно быть потом.

Иван Басакин соглядатаев не заметил. Первые дни в новом хозяйстве лишь успевай поворачиваться. Некогда поесть и как следует выспаться. По ночам приходилось подниматься, приглядывая за стельными коровами да суягными овцами, козами. Боялся их упустить.

Но все это — непривычные труды и заботы — было для Ивана такой малостью по сравнению с тем, что осталось позади: дни и месяцы, полные нервотрепки, тревоги, неопределенности и даже порой отчаянья, когда уже хотелось ото всего отказаться, поднять руки, сказать жене и матери: «Я сдаюсь».

В году прошлом с хутора Большой Басакин Иван вернулся домой в пору предпраздничную, в конце декабря. О разговорах с Аникеем и отцом он, конечно, помнил, но выжидал и годил, не зная, как подступиться к жене. Тем более что Ольга была откровенно счастлива: «Слава богу, слава богу… — говорила она. — Я тут устала одна. О Тимоше беспокоюсь, о тебе. Как вы там? Василий какой-то стал… Больно самостоятельный. Девочка у него. Мне дерзит…»

А еще она радовалась внешности мужа, его виду: «Ой, ты прямо как с курорта приехал… Поправился, помолодел, — и с хохотком, на ухо: — Жеребчик…»

Иван медлил, не зная, с чего начать разговор серьезный.

Все получилось, как это часто в жизни бывает, нечаянно. Говорили о предстоящем празднике. О том, что надо поехать на хутор за мясом.

— Индюшку зарезать? — советовался с женой Иван. — Или барана? А может, сразу бычка?

— Это все твое, наше? — удивленно спрашивала Ольга.

Ей ответил Тимоша:

— Конечно, наше! Коровы, бычки, овечки, индюки — все наше хозяйство! Разве ты не знаешь?!

— Вы там, гляжу, разбогатели. Прижились. Корни пускаете.

Это было со смехом сказано, шуткою. Иван ответил серьезно:

— Приживаемся. К весне надо бы переехать на свое подворье. С твоего, конечно, согласия.

— На какое подворье? — тихо спросила жена.

И снова ответил Тимошка торопливо, взахлеб:

— На наше поместье! За речкой! Ты что, забыла? У нас еще жеребенок растет. Козлята! Собака Кузя! Кошка! Рыжик — у Аникея. Коровы — на ферме, у Сашки. Козлята, индюки, овечки — у деда. Всех надо собрать вместе, — наставительно произнес Тимоша, — на поместье. И ты с нами поедешь. Будешь коров доить.

Ольга, сыну внимая, пристально глядела на мужа. Иван ее взгляд выдержал, ответил мягко:

— Надо бы, надо… Давай подумаем, поговорим…

— Ты с ума сошел… — сначала прошептала, а потом закричала жена. — Ты совсем сошел с ума! Понимаешь?! Сам сошел и Тимошу испортил. Приманили ребенка. Но с ним-то я разберусь… — Ей иное пришло на ум. — Это все дед! — кулаком погрозила она. — Это его выдумки! Земля ему нужна! Вот пусть и едет туда… Коров доить, с мамой Раей. А вы!.. А мы!.. С места не сдвинемся! И забудьте про ваших жеребят, чтобы я не слыхала больше!

Она не выдержала и заплакала, зарыдала в голос. Обомлевший Тимоша глядел испуганно. Иван обнял его.

И в это время, очень кстати, словно бог ее подослал, объявилась мама Рая, которая сперва испугалась: невесткины слезы, крик; потом принялась по своему обычаю мирить, утешать:

— Ну что вы… Слава богу, все живы-здоровы. Крыша над головой, кусок хлеба… Ругаться не надо. Взрослые люди… Надо спокойно думать, решать. Никто никого никуда не гонит. Спокойно все обдумайте, взвесьте…

Это она умела, мамочка Рая, уговаривать. Но нынешнее оказалось сложным, и ей самой впору было заплакать. Потому что намерения сына, судя по всему, серьезные, с поддержкой отца, виделись ей нелепыми, несуразными и даже страшными: куда-то к черту на рога, одному, в пустую степь да еще заниматься делом, в котором ничего не смыслит. Кошки в доме нет. А тут — коровы, быки, овцы… Бред взрослого человека. Кулаком грохнуть по столу и сказать: «Не дури!» Но характер не тот у мамочки Раи. А еще — старый Басакин. Без него явно не обошлось. Тоже какие-то мечтания на склоне лет: «Вот приедет Павел… Мы с ним тогда…» Никогда он сюда не приедет, напрочь отрезанный ломоть. У старшего сына — голова на плечах, дело в руках. И слава богу. Погостил на Троицу, поглядел, вспомнил детство и юность, повздыхал. И вернулся к своей жизни, которую в полсотни лет уже не меняют. Тем более когда удалась жизнь.

Другое дело — сын младший. Несладко ему. Нужен заработок. И хочется, чтобы работа была по душе. Где такую нынче найдешь в поселке? Но надо не только о себе, но о семье думать, о детях.