Александр Мещеряков - Шунь и Шунечка

На плоском камне валялся увесистый блокнот с роскошными бронзовыми застежками. На кожаной обложке церковной золотой вязью было оттиснуто: “Строго секретно для общего пользования. Проект Национальной Идеи”. Подоспевший Тарас зашипел и занес лапу для страшного удара по ней. Шуню едва-едва удалось оттащить его. За этой нелегкой операцией он даже забыл крепко выругаться. Блокнот был чист, от мелованной бумаги несло могильным хладом. Шунь вздохнул: именно ему предстояло приступить к очеловечиванию этой снежной пустыни. Но зато теперь он знал наверняка, что сын жив.

Добредя до спортивной площадки, Шунь поднял узловатую биту. Без всякой команды Тарас помчал к “письму” и покогтил “марку” — городок, расположенный в центре. Потом Шунь несколько раз замысловатым замахом покрутил для примерки битой и со всей силы швырнул ее. Приближаясь к цели, она вся как-то подобралась, стала походить на булаву и угодила прямиком в “марку”. Городок подбросило метра на два. Будто бы определяя себе полетное задание, он, стоя на месте, бешено закрутился в воздухе, а потом сиганул через монастырскую стену и засвистел на восток.

В это мгновение из-за кустов смородины показался Джек. Медаль на розовой ленточке приятно подрагивала при каждом шаге. На своей родине он был настоящей звездой — чемпионом в абсолютной весовой категории. Очкасов заполучил его в аренду у Боряна за очень нехилые деньги. Он даже присвистнул, подписывая чек. Но уж очень ему не понравился Тарас. Он весь зеленел при одной мысли о нем.

Джек вошел в “город” и занял место выбитой марки. Он забил хвостом по земле, и остальные четыре городка раскатились прочь. Демонстрируя мускулы, Джек согнул лапу в локте и провел когтем себе по шее, предвещая скорую Тарасову смерть. “I’ll kill you, son of a bitch”, — говорил он всем своим видом. У него были глаза тренированного убийцы. Воловья кожа под сверхкороткой черной шерстью, стриженной “под насадку”, не чувствовала боли. Рядовое задание — особых сложностей черный Джек не предвидел. Сделать бы поскорее свое дело и вернуться обратно. В гостях хорошо, а дома лучше. Да и чемпионат был в самом разгаре. Чемпиону полагался именной венок из травы валерьяны.

Тарас замер, замерло в пятках и его сердечко. Со своего полукона Шунь размахнулся битой, чтобы избавиться от ликвидатора, но не успел. Ничего определенного Шунь больше не увидел: два клубка шерсти сплелись в один, покрылись пылью, бешеным визжащим колобком покатились к озеру, — да так споро, что Шунь не мог догнать его. Когда же он добежал со своей битой до берега, дело было уже сделано: Тарас сосредоточенно зализывал раны, труп английского бойца колебался на слабой холодной волне. Он был похож на головню, брошенную в воду для остужения. Выпученные глаза свидетельствовали об удушье. Розовая ленточка еще болталась на жалкой шее, но медали на ней уже не было — ушла на дно. Какой-то судак заглотнул ее, приняв за блесну.

Да, камышовый кот Тарас обладал не только сторожевой душой, но и цепким умом: не имея шансов на суше, он закатился вместе с Джеком в озеро. Несмотря на островное положение своей родины, Джек плавать не умел. И как об этом догадался Тарас?..

Набитый окровавленными судаками вертолет едва оторвался от земли.

— Пора Джека забирать, — лениво сказал холуй. Тут он увидел прибившуюся к берегу черную точку. Посмотрев в бинокль, он убедился, что это был Джек. — Надо же! Не ожидал от Тараса! Молодец! Мне этот Джек с самого начала не понравился! Смотрел на меня с презрением, будто я ему холуй какой. Надо бы хоть труп забрать в качестве вещественного доказательства, — со смешанными чувствами произнес холуй.

— А ну его к лешему! — сердито ответил пилот. — Места для него все равно не осталось. Не рыбу же выбрасывать? Все равно Очкасову неустойку платить. Борян теперь обдерет его, как липку, — обрадовался он.

— А нам его денежки слезами не отольются?

— Двум смертям все равно не бывать. Скорее бы домой — и в общественную баню: пивком охолонуться, судачком заесть, чтобы хорошо стало, — мечтательно произнес пилот.

— Не дури! — потной спиной пилот ощутил сталь ствола. — Не дури, говорю! Мне жить охота, — повторил холуй.

Вертолет развернулся и завис над черным трупом бойца.

Этим вечером Каннон с поклоном поднесла Богдану странный предмет, который она впервые держала в руках. Если бы позволяло пространство, Богдан непременно пустился бы в пляс. Еще бы! Ведь это был городок с родной спортивной площадки! Но Богдану пришлось ограничиться восклицанием: “Наконец-то!” Вкривь и вкось — будто кошачьим когтем — на городке было выцарапано: “Ничего не бойся, все будет хорошо! Вот видишь, я от тебя ничего не скрываю”.