Андрей Аствацатуров - Не кормите и не трогайте пеликанов

– Я все слышала!

– Чего вы слышали? – сел вполоборота, чтобы лучше ее разглядеть. Какое-никакое, а развлечение.

– Слышала, как вы издевались над бедным инвалидом! Это мелко!

– Мелко… – согласился я. У нее были мягкие черты, широкий приплюснутый нос, чуть полноватые щеки и пухлые нежные губы. – Только это не бедный инвалид, а богатый. И ваше сочувствие ему не требуется. Поверьте, там рядом с ним и без вас достаточно этих…

Произносить слова было трудно. Я чувствовал сильную усталость.

Она молчала.

– Слушайте! – сказал я слабым голосом и обмахнулся ладонью. – Мне плохо. Сходите в аптеку… Это за углом…

– Так вам и надо! – объявила она. Встала, сердито бросила перед собой на стол салфетку.

Я отвернулся, поставил локти на стол и, с трудом переводя дыхание, стал разглядывать чашку, оставленную профессором.

Какая она маленькая, подумалось мне. Как игрушечная, будто детская. А пьют из нее такой недетский напиток. В голову вдруг пришла мысль о странном парадоксе человеческих возрастов. Дети любят игрушки, любят все настоящее – впрочем, Кальвин именно это в них не терпел: подите от меня прочь, маленькие отродья. И Чоран, и Селин, и даже Хармс, думал я, не терпели. А вот взрослые не любят игрушек. Им нравится вокруг себя живое, настоящее, хотя сами они кругом ненастоящие, деревяннее любой дрянной старой куклы.

– Вам правда плохо? – раздался надо мной все тот же голос. Поднял голову. Девушка, та самая, которая “мелко”. Я видел рядом с собой только пухлые красивые губы. Молча кивнул.

– Давайте я, может, правда схожу…

– Слушайте, – выдавил я. – Он – гад, понимаете? Самый настоящий гад! Из-за него человек погиб, понимаете? Хороший человек. Девушка, такая же вот, как вы…

Слова давались мне с трудом.

– Ой! – она поднесла ладонь ко рту. – Я даже не знаю…

Голос был высоким, почти визгливым. Опустилась на стул, на тот самый стул, где десять минут назад сидел этот профессор.

– Мне домой нужно, – тихо произнес я. – Такси бы…

– Я сейчас, – она вскочила. – Сейчас всё будет. Я – в аптеку за валокордином, а потом за вами. У меня тут машина неподалеку. Только никуда не уходите, ладно?

Она бросилась к своему столику, схватила со стула пальто и быстро побежала к выходу.

– Девушка! – крикнул я вслед. – Вас как зовут-то?

– Наташа, – бросила она, не оборачиваясь, и исчезла за дверью.

– А меня Андрей, – угрюмо пояснил я стоящей передо мной сахарнице, единственной свидетельнице нашего разговора.

Через десять минут мы сидели в ее машине, а через два часа уже лежали в постели у меня в квартире.

– Понимаешь, – она потерлась пухлой щекой о подушку. – Я, когда зашла в аптеку, решила презервативы заодно купить. На всякий пожарный. Подумала, что тебе после такого стресса захочется близости.

Я улыбнулся и поцеловал ее пухлые нежные губы. И тут у нее задребезжал телефон.

Телефон дребезжит фирменным сигналом. Ну чего ты дребезжишь? Задерживаюсь у дверей, вытаскиваю из кармана и смотрю на монитор. Очень вовремя.

– Здравствуйте, – говорю специально громко, – Алла Львовна!

Свободной рукой тяну на себя белоснежную пластиковую евродверь.

– Здравствуйте, Алла Львовна! – передразнивает у меня за спиной Никита Виссарионович. – Клоун! Слышь, Алла Львовна, а дверь кто за собой закрывать будет?!

“Перебьешься, старый пидор, у тебя тут и так верных слуг целая кафедра”.

– Ну, как вы там, Андрюша? – в трубке участливый голос Аллы Львовны.

– Да вот, – говорю, – от Никиты Виссарионовича только что.

Прохожу мимо стола Клавдии Степановны, весело ей киваю. Она, оторвав взгляд от монитора, смотрит на меня каменным взглядом и крутит пальцем у виска.

– Говнюк! – кричит мне вслед Никита Виссарионович.

По-отечески, так сказать. Зато искренне. Все равно он здесь лучше всех.

– Наверное, и ходить не стоило, – произносит Алла Львовна. – Зря вы, ей-богу.

– Алла Львовна, – я выхожу в коридор. – Ничего не вышло. Даже слушать не захотел. Сразу разорался.

– Неудивительно, – она вздыхает. – Ну, ладно уж… всё путем, мой дорогой, не переживайте. Я как-нибудь уж выберусь.

– Это несправедливо. – Иду по узкому коридору в сторону лестницы. Здесь всегда полно народу, особенно в перерывах. Очень трудно разойтись с теми, кто идет навстречу, и теми, кого хочется обогнать. Всякий раз приходится извиняться, толкаться, просить посторониться, разворачиваться плечом вперед, вжиматься в стены.

– Андрюша, – смеется в трубке Алла Львовна. – Вы сейчас проявляете удивительную инфантильность. Но все равно – большое спасибо. Удачи вам!