Андрей Аствацатуров - Не кормите и не трогайте пеликанов

– Андрюха! Пойми! Мы порвем этот город! Мы создадим свой собственный университет и порвем этот город!

Тут мне пора было выходить, и мы попрощались. Жорик напоследок сказал, что есть много крутых идей и что он позвонит мне через неделю.

“Ладно, – решил я. – Пусть будет Жорик. Все равно других вариантов пока нет”.

Жорик перезвонил через три дня в восемь часов утра.

Помню, когда раздался звонок, я выскочил из постели как ошпаренный и голый кинулся к телефону: думал, кто-то из родственников умер.

– Эврика! – закричал он в трубку. – Всё получилось! Я нашел человека! Мы порвем этот город! Будем новый университет делать!

– Погоди, – я еще как следует не проснулся и не мог толком ничего понять. – Какой университет? Что ты такое говоришь? Это же сложно всё… Программы, учебные планы, лицензирование…

– Ерунда… Справимся… Хочешь быть у нас деканом?

– Кем? – испуганно переспросил я.

– Это все организует Костя, сечешь?

– Какой еще Костя?

– Ты что, Костю не знаешь? Костю?!

Никакого Костю я не знал.

– Костю Цырлина не знаешь? – ахнул Жорик и в ужасе замолчал.

Видимо, в его глазах те, кто не знал Костю, выглядели записными невеждами.

– Да ты что?! Это же муж Ольги Тальберг!

– А Ольга Тальберг – это кто такая? – спросил я, начиная уже немного волноваться.

– Как кто такая?! – испугался Жорик. – Ты что, с луны свалился? Женщина государственных мыслей! Дочь самой Марии Самуиловны из музея Арктики.

Тут я тоскливо осознал, что понятия не имею, кто такая Мария Самуиловна и кем она числится в музее Арктики, о котором я тоже не имел ни малейшего представления. Но на всякий случай одобрительно промычал, давая понять, что теперь наконец-то все разъяснилось.

– Ну, тогда замётано, – обрадовался Жорик. – Считай, что деканская зарплата у тебя в кармане.

Через два часа я уже выбирался из метро “Гостиный двор”. Я ехал на встречу с надеждой, что, может, и впрямь в этот раз что-то выгорит. Должность декана я, конечно, получить не рассчитывал. Да и потом, какой из меня декан, в самом деле? Смех один. Но зато я был полон решимости вытребовать у таинственного Кости должность доцента. Не меньше!

Пока меня вез наверх эскалатор, я думал о том, как держать себя с этим Костей. Воображение рисовало успешного менеджера в дорогой енотовой шапке, в шаляпинской шубе, по-купечески распахнутой. Сейчас мы обнимемся, подумал я, он ухарски гаркнет на весь Невский: вот он, гений науки, лицезрейте, холопы; мы жахнем водки, прямо тут же, на морозе, и на весь вечер – в загул! В один ресторан, потом в другой, затем в третий, “Портовые номера Лондона”, “Ашхабад”, “Русское раздолье”, цыгане, девки, шампанское рекой…

И тут я их увидел. Они стояли молча в ряд прямо на выходе с эскалатора. Все трое: Жорик и еще два типа, худые, сутулые, в грязных ветхих куртках со старыми рюкзаками. Сердце дернулась куда-то вниз. Мне вдруг захотелось, очень захотелось пройти мимо, и я стал глядеть в сторону, сделал вид, что залюбовался девушкой, проходившей через турникет. Жорик меня заметил, окликнул. Я еще надеялся какие-то секунды, что могущественный Костя просто пока опаздывает, что у него много дел и он послал вот этих парней, которые у него на побегушках, нас встретить. Но тут сутулый парень с длинной тощей шеей сделал шаг навстречу, коротко хихикнул и протянул руку – Костя. Ладонь оказалась вялой и влажной.

– Болт! – представился его приятель, тоже тощий, тряпичный на вид, с очень обобщенными чертами лица.

Руку подавать “Болту” я не спешил и вопросительно поглядел на Жорика.

– Болтовский, – тут же поправился парень, увидев мое недоумение, и пояснил: – Младший.

Костя громко захихикал, достал носовой платок, видавший виды, и оглушительно высморкался. Честно говоря, я понятия не имел, чем знаменит Болтовский-старший, и фамильярно спросил:

– А имя у вас есть, Болтовский-младший? Или это неважно? Что в имени тебе моем?

– Есть имя. Рома, – вызывающе сказал Болт. Было видно, что он немного обижен. Костя громко фыркнул, помусолил губами, засмеялся мелким дряблым смехом, а потом, посерьезнев, спросил:

– Все в сборе?

– Вроде да, – пожал плечами Жорик.

– Тогда пошли.

Через четверть часа мы сели в кафе на Караванной, которое представляло собой тесное полуподвальное помещение, душное, плотно заставленное пластмассовыми столиками. Возле нас сразу появилась официантка с авторучкой и крошечным блокнотом, женщина лет пятидесяти в грязном белом переднике и с тяжелым лицом, раскрасневшимся от усталости.