Александр Иванов - Я грустью измеряю жизнь

А в сущности, и не было любви,
Был лишь момент проникновенья,
Когда казалось, что мгновенье
Остановилось навсегда.

Ещё впивались жадно губы,
Но жар полуденный остужен,
И жизни круг мой сужен
До обручального кольца.

Проходит невозвратно жизнь,
Уходят в Лету грёзы,
Невидимые миру слёзы
Напоминают о былом.

Стоит осенняя пора,
Идут дожди воспоминаний,
И исполненья всех желаний
Теперь не будут никогда.

Вот что было,
Или сказка, или былька,
Ехал Ванька кудай-то
На кобылке Угадайке.

И спросили Ваньку:
— Ты кудай-то?
И ответила лошадка:
— Угадай-ка.

Что ни спросят Ваньку,
Угадайка, как встанька,
Ржёт поперёд Ваньки:
— Угадай-ка!
Вроде бы кобылка,
А сама лукавка,
Что у ней в башке?
Угадай-ка!

Я пока в сырой могиле лежу,
И представьте, мне не так уж и холодно,
Я не прошёл между жизнью и смертью межу,
И самое главное, что мне не голодно.

Мимо меня люди идут,
Между нами в основном бомжи,
Они, собственно, никого не ждут,
А я жду жену свою, Боже мой!

Вот к моей могиле подходит она,
Грустная, печально-заплаканная,
Чувства её не испиты до дна,
А я в нетерпенье, как в алканье.

Мысленно говорю ей: «Печаль оставь,
Я здесь у себя дома,
Главное, скажи, как воды состав,
И ловит ли кто большого сома?»

Она сквозь слёзы: «Юра поймал сома,
Но больших, чем ты ловил, никто не ловит,
Я видела сама,
И никто не прекословит.

Ты лучше скажи, как там тебе,
Одиноко, земля не давит ли?
Ты нынче привиделся мне во сне,
Будто скатерть какую-то мы расстилали.

Разостлать вроде разостлали,
Гости собрались уж все,
А ты рукой мне машешь вдали,
Я лишь, мол, только во сне.

Собака Машка по тебе скучает,
Грустную песню воем вьёт,
А потом выть перестанет,
Ляжет на перекрёстке и просто ждёт.

Хотела сказать — береги себя,
Да уж некуда,
Мне же жить без тебя
Негода».

Климат вокруг меня становится суше,
Глуше к могиле шаги жены моей,
Только у нас на одной шестой суши
Могут быть чувства сильней.

Из отверстия рта полились звуки,
И дикий вопль превращался в альтер-буки.
Альтер-буки пространство дырявили,
Доходили до самого космоса
И своими лохматыми космами
Вселенной загадок дыр явили.

Между мауровой ночью
И рассветом сусальным
Вышли вдруг Очи,
И спросили их:
— А вы ничего не видали?
— А мы ничего не видали,
Мы спали, мы спали.
— А как же дальние дали?
— А мы их подальше послали.

Память пустыня разводит,
Ударяя в бубен,
Кто-то вечно с кем-то будет,
А кого забудут.

Бум! Бум! Стучится бубен
В мысль пустынную,
Что-то будет, что-то будет,
Будет с жизнью иное.

Дует ветер, ветер дует,
Покрасневшая луна,
Мыслей чувств вьюном закружит
Неспокойная душа.

Скоро в дело, скоро в поле,
В неизвестность пулей я,
Что же так застужена
Покрасневшая луна.

Через реки, буераки
В неизвестность пулей я,
И мне непонятно,
Где враги, а где друзья.

И лечу я в непонятье,
Только слышу бубен я,
И бубнит он внятно:
Пулей поле пролететь нельзя.

Закрыта моя душа,
И нет у неё прихода,
Хотя сейчас такое время года,
Что только жить поспешай.

Солнце пространство живым светом залило,
Морзянит о радостной вести капель,
Космическая игра Лилла
Входит в животворящую купель.

Фибры души моей открылись,
И смысл жизни открылся тотчас,
Когда на меня разом с неба спустились
Грустный мой час рождения и смерти весёлый час.

Быть может, неловко и нескромно,
Но обращаюсь к вам, живущим после:
— Оставьте записи мои в последующие годы,
И может быть, замкнётся связи имён.
Вот вам начало — образовалась связь времён,
Меня уж нет, но в то же время в нём.

Привет, привет вам, правнучка иль правнук,
Пишу вам на закате своего дня,
А вы, любя и никого не проклиная,
Продолжите стихотворенье за меня…